Последний месяц осени

Стоявшие в очереди люди удивляются: с чего это шофер остановил там автобус? Неужто, пока они тут стояли, начальство перенесло остановку? Плюнув на очередь, они бросаются каждый со своей ношей к автобусу. Увидев издали старика в машине, они приветливо машут ему шляпами, и, несколько озадаченный этим нашествием, отец робко им отвечает. Толпа с ходу вклинивается в заднюю дверь, но дверь заперта. Перебегают к передней, а толку мало. Шофера в кабине нет, и пятьдесят человек, сотня остервенелых кулаков, барабанят по кузову, требуя, чтобы им открыли. Отец, приняв весь этот гнев на свой счет, беспомощно пожимает плечами: бог его знает, как они тут открываются. Но, оказывается, колхозники все знают, они показывают ему, как это делается, всячески поощряя старика, и в конечном счете отец решается. У задней двери он пытается пропустить пальцы через затянутую резиной щель, потом переходит к передней двери и долго колдует над ней, а толку мало.

Сердитая толпа начинает возмущаться его несообразительностью. Одни корчат ему рожи, другие злословят на его счет, третьи грозят кулаками, и, сбитый с толку, пока не поздно, отец собирает свои вещи, скромно усаживается, занимая свое законное место. Это окончательно выводит из себя столпившихся у автобуса колхозников: они поднимают такой шум и гам, что кажется — разнесут и машину и старика. Отец тихо про себя молится. Хотя и он является частицей этого народа, его буквально прошибает холодный пот, когда он видит больше трех молдаван, собравшихся вместе.

Облизываясь, как сытый кот, переулками возвращается шофер, открывает все двери, ни на кого не глядя, никого не видя. Пассажиры, переползая друг через друга, вваливаются в салон, и машина трогается.

По обеим сторонам шоссе растут высокие липы — они стоят, обнявшись, над дорогой, бьют оголенными ветками по крыше автобуса, по окнам, а водитель гонит вовсю, наверстывая упущенное время. Автобус переполнен, и отец, конечно же, среди тех, кому не хватило места. Пятьдесят раскаленных голов никак не угомонятся, ядовитым репликам нет конца, и старик все оглядывается в поисках защиты. Смотрит с некоторой надеждой на спину водителя, потом, уловив в висящем над шофером зеркальце его лицо, замирает от удивления, потому что шофер, хмурясь, грозит ему пальцем, как бы говоря: «Эх ты, шляпа!»

Через несколько километров показывается другая деревушка, тоже рассыпанная вдоль шоссе. На самом краю деревни обнесенная высоким забором только начавшая собираться ярмарка. У остановки с шумом и гамом вываливаются все пятьдесят бунтарей, каждый со своим товаром, со своими претензиями. Автобус снова в пути. Отец, однако, уже не садится. Стоя в пустом салоне, он разбирает одну из сложнейших проблем современности: личность и окружающая среда.

Обогнув высокий курган, шоссе спускается к густому лесу, но у первых же дубов, чего-то испугавшись, сворачивает снова в поле. У поворота, там, где густая тень дубов добирается к асфальту, выглядывает из лесу старенький, запущенный крестьянский домик. Напротив, через шоссе, заросший камышом пруд, и нескончаемые стаи домашней птицы двигаются в двух направлениях: одни из дому идут к пруду, другие, покупавшись, возвращаются. И те, и другие, переходя дорогу, находят нужным выяснять отношения на асфальте. Автобус еще двигается, водитель сигналит то протяжными, то короткими гудками, а птицам наплевать, хоть ты длинными, хоть короткими сигналь.

Это зрелище путешествующих птиц приводит старика в полную растерянность. Наконец, собравшись с духом, он стучит в кабину водителя. Тот, раздосадованный утками, гусями и индюками, свирепо оглядывается: этому-то еще чего надо? А ему пришло время сойти, но, выпрыгнув, отец сначала подобрал хворостину, отогнал птицу, освободив дорогу для машины. Потом, проводив автобус, печально, как после большого проигрыша, вздыхает.

Здесь в лесничестве живет Антон — самый честный и самый странный среди нас. Уже лет пятнадцать отец не переступал порога его дома, и столько же времени сам Антон не показывался в родительском доме. И чудно, и горько старику, что, не поссорившись, не обидевшись, не подружившись, они с каждым годом уходят все дальше и дальше друг от друга — отец и сын.