Последний мир

Миг – и сына влечет, как гигантская тащит тигрица нежный оленихи плод и в темные чащи уносит… меж тем как ручки протягивал он и, уже свою гибель предвидя, – «Мама! Мама!» – кричал и хватал материнскую шею, – Прокна ударом меча поразила младенца под ребра, не отвратив и лица. Для него хоть достаточно было раны одной, – Филомела мечом ему горло вспорола. Члены, живые еще, где души сохранялась толика, режут они. Вот часть в котлах закипает, другая на вертелах уж шипит: и в сгустках крови покои.

Терей

Мясник в Томах; стоя на перекате, кроит быкам черепа; едва его топор с треском обрушивается в межглазье связанного животного, всякий иной звук настолько утрачивает смысл, что даже плеск воды и тот словно бы на миг замолкает и превращается в тишину. Он насилует и калечит Филомелу, сестру своей жены Прокны. От отчаяния Прокна убивает своего сына Итиса, единственное существо, к которому Терей относился с нежностью, и бежит вместе с сестрой. Терей всю ночь ищет убийцу сына, на рассвете обнаруживает сестер во дворе у канатчика, поднимает топор, чтобы ударить Прокну, – но Филомела улетает ласточкой, а Прокна – соловьем, и топорище тоже становится клювом, Тереевы руки – крыльями, волосы – бурыми и черными перьями. Удодом устремляется Терей вдогонку за спасшимися.

Терей

Фракийский царь, помогающий Афинам против натиска варварских орд и одерживающий победу; за это получает в жены дочь афинского царя Пандиона Прокну; влюбляется в свою невестку Филомелу, насилует ее и вырывает ей язык, чтобы она не смогла его выдать. Когда кровавое злодеяние все же раскрывается, Прокна в знак мести убивает их сына Итиса, режет вместе с Филомелой его тело на куски, жарит и варит мясо и подает Терею.

Сам же Терей, высоко восседая на дедовском кресле, ест с удовольствием, сам свою плоть набивая в утробу. Ночь души такова, что, – «Пошлите за Итисом!» – молвит. Доле не в силах скрывать ликованья жестокого Прокна, – вестницей жаждет она объявиться своей же утраты, – «То, что зовешь ты, внутри у тебя!» – говорит. Огляделся царь, вопрошает, где он. Вновь кличет и вновь вопрошает. Но, как была, – волоса разметав, – при безумном убийстве, вдруг Филомела внеслась и кровавую голову сына кинула зятю в лицо… И отодвинул свой стол с ужасающим криком фракиец… Он из наполненных недр – о, ежели мог бы он! – тщится выгнать ужасную снедь, там скрытое мясо, и плачет, и называет себя злополучной сына могилой! Меч обнажив, он преследовать стал дочерей Пандиона. По Кекропиды меж: тем как будто на крыльях повисли. Вправду – крылаты они! Одна устремляется в рощи, в дом другая, – под кров.

И поныне знаки убийства с грудки не стерлись ее: отмечены перышки кровью. Он же в скорби своей, и в жажде возмездия быстрой птицею стал, у которой стоит гребешок на макушке, клюв же, чрезмерной длины, торчит как длинное древко, птицы названье – удод. Он выглядит вооруженным.

Феб

Карнавальная маска Терея в томской процессии ряженых: украшенный обрывками золотой бумаги и кусочками блестящего металла мясник едет по улицам на беленой, запряженной волами телеге и размахивает горящим кнутом; Котта воспринимает эту маску как карикатуру на бога Солнца в огненной колеснице: мясник хочет быть Фебом.

Феб