Читаем Последний мужчина полностью

— Разглядели-таки? Ведь мелким, очень мелким, мелкоячеистым… Что ж, могу пояснить, — неудовольствие человека за столом было очевидным. — Пугает массовость, знаете ли. Массовость отравлений.

— Даже вас?

— Увы. Мои дети тоже иногда гуляют по вечерней Москве. Так что вынуждены… так сказать, скрепя сердце.

— Ещё осталось что крепить? Удивлён, но рад.

— Ёрничаете? Таки зря. К тому же мы заинтересованы в серийности книг. Серия!

— Серия? «Как обуть мир»? «Как стать отменной дрянью»? «Как вскарабкаться на вершину, задушив совесть»? Убеждая, что заслужил. У вас всё из этой серии. Но не стопки томов признак писателя, не количество картин или постановок мастеров лукавого жанра. И не горы наград. Есть глубочайше интимный, скрытый в отношениях с богом признак. Пока вы только плюнули в лицо первой леди — России, Госпоже и Матери, выкормившей два столетия поэтов! Скрывая оскал. Хотите, назову следующую серию? «Озверение» — как разорвать их на куски, трёх этих граций. Но проекция не по зубам. На ней броня из миллионов сердец. Миллионов!

— Что вы позволяете себе?! Какие еще грации?! Откуда вам известны планы?

— Да… — протянул Сергей, — а эти идиоты думают, что виновны западные спонсоры. Вот откуда надежда на Сибирь! — Гость резко встал. — Да вы так и сибиряков кончите?

— Сибиряк?!

— Так точно! Выжил. Захлёбывайтесь злобой!

— Бажена! Охрану! — завизжал редактор в трубку.

— Нет у вас охраны, пока я жив! — Сергей хлопнул дверью».

Василий Иванович поднял глаза на Богданова:

— Ну, как тебе?

— Ничего. — Тот не повёл и бровью. Другие мысли занимали его в эту минуту. — Так всё-таки, — обратился секретарь уже к Сергею, — какое издательство берется?

— Так за этим я его и привёл! Как же ты не въехал? — перебил Меркулов. — Ну, говори, — теперь на Сергея смотрели уже оба.

— Дело в том… — неуверенно начал гость, — что издать я хотел бы у конкретного человека…

— Знакомого тебе, — вставил Василий Иванович, переведя взгляд на друга. — Издатель Сапронов. Вы же знакомы?

Юрий Николаевич машинально кивнул и как-то отстранённо опустил глаза в тарелку, лихорадочно соображая и пытаясь вспомнить, что связано с этой фамилией. «Ах, да, сегодня эта дама… упоминала…» — И, взяв тут же себя в руки, спросил:

— Ну, так и что? Я думаю, особых проблем не возникнет. Роман?

— Роман, — кивнул Сергей.

— Ты будешь смеяться, — обращаясь к другу, произнёс Богданов, — но вы не первые за сегодняшний день, кто просит меня пообщаться с Сапроновым. Какое название?

Вопрос был явно адресован новому знакомому.

— «Последний мужчина», — ответил тот.

Холодный пот, разом выступивший на лбу побледневшего секретаря, увидели все, даже официант, который бесшумно появился с пепельницей в руках.

— Вам плохо? Что с ним? — настороженно спросил парень в бабочке, с растерянностью поглядывая на спутников.

Всех опередил сам Богданов:

— Все в порядке… — и, тронув за руку режиссёра, смущаясь, предложил: — Можно тебя на минуточку в холл? — Не дожидаясь ответа, он вдруг направился к выходу.

Растерянный Меркулов последовал за ним, извинительно кивнув Сергею.

Тот задумчиво посмотрел на вилку в своей руке и, наклонившись вперед, начал безуспешно цеплять ею маленький помидорчик в соленьях. Наконец, оставив попытки, выпрямился и перевёл взгляд на резную лестницу, ведущую на балкон. «Да, со вкусом. И любовью. Настроение каждого, кто бывает здесь, одаряется когда-то вложенной наперёд любовью к себе. Интересно, понял этот безвестный, что вложил лишь часть, одну каплю, а отдает тысячи? Каждый день, — подумал он и вдруг услышал за спиной:

— Простите за прямой вопрос… но не впадут ли в атеизм молодые люди, прочитав в книге «Сатанизм для интеллигенции» ваше утверждение, что христианство — едва ли не единственная религия на земле, которая утверждает неизбежность своего исторического поражения?

— Да, совершенно верно, такая фраза у меня есть, и я не собираюсь от неё отрекаться. Потому что это слова Христа: «Сын Человеческий, придя, найдёт ли веру на земле?» Это и Апокалипсис, где говорится о сатане: «И дано было ему вести войну со святыми и победить их…»

Сергей замер. «…И победить их», — голос был хорошо знаком. Всё бы ничего, но два дня интернет пестрел сообщениями о смерти говорившего. Он с трудом подавил в себе желание обернуться.

— И всё-таки, для неокрепших душ, без опыта жизни, не резковата ли правда? — продолжал первый. — Слова, которые привели вы, они не прочтут, а вот утверждение враги христианства растиражируют. И людей украдут. Нельзя же исключать и такое, отец Андрей?

— Пожалуй, соглашусь. Мне недавно на лекции в МГУ подали записку примерно следующего содержания: «О победе Христа говорится в символе веры: «… и Его царствию не будет конца…». Как можно ратовать за православную веру и не верить во всемирное торжество Евангелия?»

— Вот видите, налицо смущение, по крайней мере.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-шок

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее