Последний мужчина

— Её — да! — София, прыснув, кивнула на Хельму. — А моё… ещё предстоит, — и она, сделав шаг к Сергею, лукаво щурясь, начала расстёгивать на нём рубашку.

Он невольно отстранился.

— Софи, перестань, ты всё испортишь. — Хельма со странной улыбкой посмотрела на подругу.

— Ладно, пусть доходит, — щёлкнув растерянного спутника по носу, согласилась та. — А нет, так последуешь за ней, за третьей, — София снова кивнула в сторону скульптуры.

— Камилла? — ахнул, догадавшись, Сергей. — Так это она?

— Хм… Не далее как сегодня ты с нею встречался, — недовольно хмыкнула Софи.

— Но я видел её мертвой!

— Но мертвой видел я её! — с издёвкой передразнила подруга Хельмы. — Игра слов, а как меняет впечатление! — Чувствовалось, что разговор женщине неприятен. И причина была не только в его вопросах. — Вот и улетишь туда же, если не станешь сговорчивым! — уже грубо отрезала София. — Вызовем Канову, и останешься в камне! — Подруга невесело усмехнулась, добавив: — Как и Полина. Камни всегда под рукой, не так ли? И рядом с сердцем. Они вам даже нужнее. Ведь только в камне ничто не мешает ему биться ровно и неслышно. — Женщина снова недобро посмотрела на Сергея. — Отдай-ка его сюда… пока. Думаю, сгодится ещё, — и, не дожидаясь согласия, разжала пальцы мужчины. — Ого! Увесистый. Старался!

— Софи! — прикрикнула Хельма.

— Да ладно, ладно, — отвернувшись и глядя в сторону обрыва, выдавила подруга.

— Какая Полина? — Сергей недоумённо посмотрел на Хельму, ожидая поддержки.

— Бонапарт. Полина Бонапарт. Средняя, любимая сестра императора. Ни с кем из мужей практически не жила.

— Та, что своими экстравагантными выходками шокировала Европу? Припоминаю… — задумавшись, произнёс он.

— Да, верно подметил, они доставляли братцу немало хлопот. — Хельму явно раздражала тема. — Это муж её Камилло, оттуда и прозвище, — добавила она хмуро. — За несколько месяцев до смерти Полины произошло её воссоединение с супругом.

— Вот только вряд ли ещё сподобишься любоваться в Пушкинском полуобнажённой Венерой, — София вскинула брови. — А ведь как нравилась! Особенно последнее время.

— Венерой? Так это она и есть? Та, что на мраморной кушетке, с позолотой? Ах, да! Полина Бонапарт! — Сергей поймал себя на мысли, что подруги знают больше, чем он ожидал.

— Не правда ли, символично? — уже зло прошипела София. — Только поздно. Всё кончено.

Наконец он начал понимать, что и женщины рядом с ним, и великий скульптор эпохи Наполеона, и старуха в замке связаны странными, неведомыми для него событиями, которые и диктовали тон неприятного разговора.

— Что же… что же она сделала вам? Чем заслужила такую участь? И почему выглядит так ужасно? Ведь вы…

— А разве ты не замечал, как быстро стареют люди, когда не слышат биения своего сердца. — Хельма посмотрела ему в глаза.

— Да нет, подружка, там другая причина, — вставила София.

— В груди его уже нет, — пропустив замечание, задумчиво произнесла Хельма.

— А где же оно?

— У твоего двойника.

— У моего? — и тут же спохватившись, поправился: — А разве он есть?

— Человек сам творец своей личности, — голос Хельмы был спокоен. — И постоянно отбивает от неё массу ненужных осколков. Но выбросить не может — носит с собой до конца. А «ненужность» у каждого своя. Некоторые считают лишними свои слабости: доброту, сострадание, порядочность. Ну очень мешают. Хотят быть сильными, мужественными, а значит, жестокими.

— Зато как нравятся женщинам! — воскликнула София.

— Если всё идёт как надо, становится препятствием чужая жизнь — перешагивают и через неё, — подруга словно не замечала реплик. — Всё идёт по плану… и в ваше время! — Хельма усмехнулась. — Правда, иногда приставляют обратно. Как Пушкин…

— «И с отвращением читаю жизнь мою!» — зло засмеялась София. — Довести до конца мы ему не дали! — И, как-то подозрительно глянув на Хельму, добавила: — Что-то ты странно ведёшь себя, милая.

— Но если осколков становится слишком много, — продолжала Хельма, не смутившись, — достаточно для второго — он появляется. И забирает твоё имя. А потом и сердце, даже спрятанное уже в камне.

— Как это появляется?

— По-разному. У одних живым, ты видел подобное.

Сергей вздрогнул, но остался неподвижным.

— Для того, чтобы говорить правду тому, первому. Бывает, правда заканчивается, и они больше не встречаются. А бывает и наоборот — говорить есть что, все больше и больше.

— Журфиксы приобретают неслучайный характер! — усмехнулась София. — Но высказаться все равно не успевает!

— Тогда двойник переполняется ею и забирает сердце. Первому оно больше не нужно.

Сергей, машинально приложив ладонь к груди, вдруг почувствовал, что удары, как-то странно двоясь, еле слышны. — Просто мне кажется, всё в порядке, мне так кажется… — повторил он, изо всех сил сжимая зубы.

— Не бойся! — бодрый голос Хельмы звучал спасительно. — Это происходит не сразу, а постепенно. И нисколько не больно. Миллионы живут не чувствуя. И поют, поют, поют. И снимаются, и ставят, и пишут… Просто существуют.