Читаем Последний мужчина полностью

— Улавливаете свои символы? Настоящие символы в ваших работах? — Гость с воодушевлением смотрел на него. — И чувствуете тупик Чехова? Даже по настроению духа его драматургии! Дальше идти было некуда. Поэтому и появился Дали, а начинал Джотто, продолжил Леонардо. Изобретателям полезного для сытости и прекрасного для развлечений здесь принадлежит первое место. Творчество последнего — ярчайший образец того, куда может заманить нечистыйдаже настоящего гения! Его «Тайная вечеря»… мы о ней говорили… я процитирую чужое мнение: «имеет задачей показать Христа как имеющего только ценностьособую, но не особую реальность. Фреска не более как продолжение пространства комнаты; и мы подглядываем, словно в щель, холодно и любопытно, не имея ни благоговения, ни жалости, ни тем более пафоса отдаления». — Тоже Флоренский. Неужто не согласны? Если честно? С ними, с перечисленными, ушло миросозерцание и пришла декорация, заслоняющая истину. Ветви в сторону. Дальше порно, садизм, «брачное чтиво», театры на Тверской, мюзиклы, ну и метал-жанры с подобным. Жало в дух!

Меркулов молчал.

— Это призывами Чехова: читайте, читайте Мопассана! — взболело общество непроходящей корью. Смертельно. Их картины, пьесы, книги до сих пор не истлели на чердаках и по-прежнему говорят нам: «Не переживай! Все делают так. Да и мы сами были такими же. Мы ценимы твоим поколением, что может быть лучшим свидетельством нашей правоты? Мопассан, поставивший, по словам Чехова, «огромные требования к литературе», сотоварищи отравили и мою жизнь. Ведь они дали обществу то, что впитал и я. То, чем пользовался и что использовал, став взрослым. Они виновны во многих бедах и несчастьях наших».

Ответом ему снова было молчание.

— Понимаете, уходящие параллели всегдарасходятся к горизонту, в отличие от противного, провозглашённого наукой об искусстве, что преподают у нас. Науке, а не духу следует большинство художников. Докатились до того, что систему Станиславского поставили выше чаяний души человеческой. Подменили цель. Правдоподобие на сцене важнее добродетели в художнике. А значит, в его работе — пустота. Как бы он ни вошел в роль, нечего ему отдать людям. Не то играет. Всё, что свалилось на нас с экранов, — результат педагогики «мэтров», до сих пор раздающих интервью. Это их ученики запретными плодами, объевшись сами, накормили целые поколения. Не поверите, но в самом учебнике, по которому готовят будущих «властителей дум», сказано: «Как всякое живое явление, современная драматургия представляет очень сложный художественный мир, главное в котором — преодоление шаблонов, стандартов, выработанных за многие годы «нормативной эстетикой» соцреализма. Читай: Чехова, Тургенева и прочих. А если не согласны, то «в консерватории что-то не то».

Работы Флоренского сложны для понимания с ходу, но и взрывоопасны для учителей от приснопамятного «соцреализма», по сей день забивающих им сцены. Других учителей надо включать в программу «Щуки»… А по статье Толстого «Что такое искусство?» и книге «У водоразделов мысли» принимать экзамен, не выдавая диплома тем, кто живет призраками. Кто мечтает об Олимпе славы. Кто потом будет убивать души уже наших детей, пробивая дорогу к признанию. Как говорил известный персонаж: «Надо, Федя, надо»! Иначе чем объясняется неуёмное «тиражирование» спектаклей по пьесам Чехова»? Тоже из учебника. Не лукавство ли и просто обман эти «новые» прочтения?

Он тяжело выдохнул. Меркулов, немного оторопевший от такого напора, сидел не шелохнувшись. Но оцепенение было всё-таки сброшено. Он снова вполне адекватно воспринимал происходящее. Сергей прошел несколько раз до стены и обратно. В коридоре за дверью что-то упало. Оба обернулись. Но массивное полотно, повинуясь автору и лишь скрипнув, оставалось неподвижным, не смея нарушить столь важного в своих будущих последствиях разговора.

Первым очнулся хозяин кабинета:

— Да-а. Значит, человечество не те сани готовило летом? И себе?

— Не все человечество. Только часть, и не сани, а яму. И не готовили, а рыли, и не себе, а другой части.

— А попали всё-таки сами? — отчего-то зло усмехнулся Меркулов. — Какие же должны были быть последствия? По-вашему выходит, страшно подумать.

— А представьте, как обесценятся коллекции, которые скупались ради прироста собственного богатства. Как исчезнут в небытии сотни спектаклей, поставленных ради успеха, — спокойно ответил Сергей. — А ведь случится. В целом поколении конца прошлого века в России, который страдал и страдает до сих пор, в драматическом поиске ответа на вопрос «Неужели жизнь была прожита зря?» вы не найдёте ни драматургов, ни постановщиков, ни актёров с художниками. А ведь именно они её прожили зря. Оказались изворотливы. Но не вышло! Умирая спокойно, они совершают преступление перед вечностью. Фадеев застрелился. А ведь человек был с большой буквы, не чета нынешним. Другие спились — не худший выход.

Тягостное молчание стало единственно логичным следствием этих слов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-шок

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее