Последний натиск на восток. Ч. 1

— Ничего! — как-то очень зловеще сказал боярин Звонимир. — Ты же на службе, парень. А у нас тут не баня в твоем Константинополе, куда можно зайти и потом выйти. У нас выйти нельзя. Так что скоро ты все поймешь, Коста, у тебя и выбора особенно нет.

И вскоре Коста все понял…

Сенаторские сынки плакали бы над его несчастной судьбой, ведь ему преподавали чтение, письмо, географию, историю и математику. А еще учили ездить на коне, биться на кулачках, метать ножи и стрелять из ручной баллисты. Лук, копье и меч ему не давались вовсе, и его от этой науки освободили. Слабоват был Коста и стать не та. Не воин он. Мальчишка вставал с рассветом, и заканчивал на закате, и так уже не первый месяц. Поначалу он сбежать хотел, а потом постепенно втянулся, даже нравиться стало. Он практическим умом бывшего босяка понимал, что денег его обучение стоит столько, что никакому сенатору не снилось. Там в лучшем случае домашний учитель был, а потом школа для богатеньких, где ты волен запомнить что-то, а волен не запомнить, за свои-то деньги. Тут такого не было. Учителя с него три шкуры драли, не прощая ни ошибок, ни лени. И он грыз науку зубами, отдыхая лишь один день в неделю, когда бесконечная работа заканчивалась. Тогда он бродил по городу, удивляясь тому, что видел. Вроде бы только недавно пришел сюда, а на глазах закончили стены, которые венчали странные свесы с бойницами, которые смотрели вниз. Как их… Машикули, вот! В Константинополе такого не было, как многого другого, и Коста признавал, что тут вся жизнь была устроена очень просто, практично и надежно, как топор.

Он любил бродить по харчевням, которых тут построили уже десяток, почти наперечет зная их завсегдатаев. Этот — мелкий купец, у которого жена померла. Потому и ходит сюда обедать. Эти — из городской стражи, получку обмывают. Это — компания франков, которые опоздали с обозом, и теперь ждут весну. А эти… А этих он не знал. Крепкие мужики — словене с каким-то незнакомым выговором, который Коста уловил чутким ухом. Говор местных он знал хорошо, и это была дикая мешанина из множества языков. Понимал он и говор хорутан, дулебов и хорватов, который был единым языком. Но эти парни говорили по-словенски чисто, без греческих и латинских слов. И на купцов они были похожи примерно так же, как сам Коста на Сигурда Ужас Авар. Он хорошо помнил этого громилу, сладкую мечту всех столичных вдовушек и озабоченных сенаторских жен. В общем, эти люди совсем не были похожи на купцов. А еще, таких компаний было несколько, и они постепенно приходили в город, селясь в посаде за немалые деньги. Зачем они сюда пришли? Зимовать? А чего им дома не зимуется? От этих людей пахло кровью, и Коста, который вырос среди бандитов и рвани, почуял это за милю. И тогда он пошел со своими догадками к боярину Звонимиру.

— Чужаки, говоришь? — одобрительно посмотрел на него боярин. — Опасные? Молодец, глазастый! С кем-нибудь говорил об этом?

— Нет! — помотал головой Коста.

— Вот и не говори об этом больше ни с кем, — попросил его Звонимир. — Иначе работу важную порушишь. И если тебя в тех харчевнях знают уже, то теперь ты туда каждый день ходи. Будешь обедать там и уши нараспашку держать.

— А где я денег столько возьму, чтобы по харчевням шляться? — насупился Коста. — Еда твоя, боярин. Таков уговор был.

— Да чтоб тебя, — возвел глаза вверх Звонимир и бросил ему серебрушку. — Вот ведь живоглот! На тебе гривенник. Гуляй, и ни в чем себе не отказывай.

Коста ловко поймал монету и ушел, гоняя в голове незатейливую мысль. Он никак не мог понять одного. Гривенник! Он дал ему всего гривенник! Либо боярин редкостный жмот, либо он знает намного больше, чем хочет показать.

Глава 20

Декабрь 630. Париж. Королевство Нейстрия

Впервые за восемьдесят лет король франков снова поселился в Париже. Мец, Шалон и Орлеан стали теми местами, одними из многих, где король останавливался, когда объезжал свои земли. А делал он это почти постоянно, соблюдая старинный обычай, унаследованный с тех времен, когда всех владений германского рикса или кунинга было две деревни и три хутора. Подданные должны были видеть своего государя, и имели права потребовать его суда. Ведь король франков — это все еще вождь, первый среди воинов, а вовсе не живой бог, как у ромеев.