Последний натиск на восток ч. 1 (СИ)

— Удо! — кивнул Вышата. — Здравствуй! Плохие вести?

— Герцог Адоварий из Кельна две тысячи ведет, — по-взрослому серьезно ответил парень. А он уже и был взрослым в тех землях, ведь франки убили его отца, деда и старших братьев. И он видел это своими глазами, когда прятался в кустах и затыкал себе кулаком рот, чтобы не заорать. Видел он и то, как франки насиловали его сестер и жен его братьев. С тех самых пор он и стал взрослым, а голова его осталась белой навсегда.

— Далеко они? — нахмурился Вышата.

— Неделя, не больше, — кивнул сакс. — Они пешком идут, и грабят все на пути. Да, через неделю жди. Давай награду, боярин. Ты обещал.

— Три коровы серебром получишь, — ответил Вышата, — как договаривались. Дяде поклон передавай.

Гонец ускакал, а Вышата глубоко задумался. Город был битком набит мехом, солью и соленой рыбой, и вывезти все это добро в такой короткий срок было решительно невозможно. Самое ценное только если…

— Жилу позовите мне! — крикнул Вышата.

Жила, полусотник, что прислан был сюда для охраны, пришел мигом. Он уже знал о грозящей беде. Полусотня против двух тысяч — плохой расклад. Вожди саксов на помощь не придут, побоятся. Их бабы еще после прошлого восстания мужиков не нарожали. До бодричей — сотня миль. На двух конях можно на пару дней домчать. До Праги — четыреста миль, долгая дорога, не всегда безопасная.

— Гонцов слать надо, боярин, — сказал Вышате полусотник. — К бодричам в Лучин и к данам, к ярлу Эйнару. Он как раз из похода должен вернуться. Только они нас успеют из этой задницы вытащить. Если успеют…

— Дело говоришь, — ответил, подумав, Вышата. — Шли гонцов.

— Сейчас же пошлю, — кивнул Жила. — Обоим по три коня дам.

Вышата, подумав немного, вышел и позвал сыновей.

— Ты, Драган, мех и серебро на лодки грузи, повезешь все к чехам, на государевы склады. Ты, Воислав, мчи к владыке саксов Херидагу, скажи, что уломал он меня. Пусть всю соль вполцены забирает, но прямо сейчас. Оплата — весной. Ты, Боран, готовься баб и детей из города уводить. Чтобы через три дня тут ни души не осталось.

— А ты, батюшка? — испытующе посмотрел на отца Драган, рослый парень лет двадцати пяти.

— А я тут останусь, — усмехнулся Вышата. — Мой это город, сын, никому его не отдам. Я еще не забыл, как копье бросать. И оленя из лука я неплохо бил. Давно, правда, это было. Ну да, ничего, вспомню. А вы мать и сестер уводите. Мы осаду пересидим. Владыка Прибыслав быстро на помощь придет.

Вышата зашел в другую комнату, где в просторной клетке сидел задумчивый голубь, который меланхолично клевал просо. Вышате сказали, что голуби всегда в свое гнездо возвращаются, и в день по двести миль легко пролететь могут. Это какое-то колдовство, не иначе, думал жупан, привязывая к птичьей лапке крошечный футляр с письмом. Ну, и пусть колдовство! Им теперь только на колдовство надеяться нужно, уж больно силы не равны.

В следующие дни в городе шла деловитая суета. Поскакали во все стороны гонцы, открывались настежь ворота амбаров, а товары, вытащенные оттуда, грузились на лодки. Соседи саксы, довольные до ужаса, повезли из города соль и железо, которое Вышата сбросил вполцены. Что не смогли увезти и продать, закопали на островах. Что не смогли закопать, приготовились жечь. Франки, ворвавшиеся в Гамбург, не получат ничего. Из города потянулись женщины и дети, потому что понимали, что не выстоять княжеской полусотне против двадцати сотен кельнских франков. В соседних деревнях наняли за ту же соль еще полсотни парней-германцев, и это было все. Сотня воинов на весь острог, ведь свои мужики повезли товар. Им еще не одну неделю ворочать веслом и тянуть бечеву там, где течение слишком быстрое.

К исходу седьмого дня, когда из добра в городе осталось только зерно и бочки с проклятущей селедкой, со сторожевой башни раздался протяжный крик часового:

— Фра-а-а-нки! Фра-а-а-нки идут! Затворяй ворота, служивые!

* * *

Город обложили намертво, плотно перекрыв ворота и доступ к реке. Франки рассчитывали взять Гамбург с наскока, но увиденное неприятно их удивило. Город был готов к обороне, на стенах стояли княжеские воины в коротких кольчугах и шеломах, и никаких признаков бестолковой суеты и паники, обычных в таких случаях, заметно не было. Деревянный острог с четырьмя башнями был невесть каким укреплением, но и такие франки брали либо осадой, либо лихим штурмом, когда их особенно не ждали. Одинокий всадник с зеленой веткой в руке поскакал к воротам.

— Эй, я граф Вульферт. Кто тут главный? Давайте его на разговор!

— Ну, я здесь старший! — крикнул со стены Вышата. — Чего приперлись?

— Ворота открывай! — потребовал парламентер. — Король Дагоберт этот город под свою руку забирает. А ты со своими людьми можешь катиться отсюда.

— Это город князя Самослава! — крикнул Вышата. — И хрен мы тебе его сдадим. Катись-ка ты отсюда сам!

— Это земли саксов! — крикнул граф. — А саксы служат королю Дагоберту. Значит, это его земля и его город. Отпирай ворота!

— А то что? — на всякий случай поинтересовался Вышата.

— Да город возьмем и перебьем вас всех, как цыплят!