Работа «Азбуки» не ограничивалась только посылкой информации. Сотрудники некоторых букв внедрялись во враждебные организации, становились, например, для виду коммунистами, произносили коммунистические речи — словом, ступили на провокационный путь, чего я, впрочем, не знал. Затем — перевозились деньги, предназначенные для Добрармии, затворы пушек, что являлось ценным. Сейчас мне трудно вспомнить все эти подробности.
Когда пришли немцы (в Киев. —
— Скорее мне отрубят правую руку, чем я это сделаю.
Затем, в связи с «Азбукой», припоминаю вот что. В Киеве немцы посадили гетмана Скоропадского. Председателем его опереточного правительства был Кистяковский Игорь. Так как я решительно отказался участвовать в гетманшафте, то Кистяковский будто бы решил меня арестовать. 11 июля 1918 года я назначил собрание некоторых старших членов «Азбуки» в лесу под Святошином. Собрание решило, что Веди надо уехать в Добрармию.
Это было выполнено. И, таким образом, центр «Азбуки» перенесся в Екатеринодар. Там за исчерпанием моих средств «Азбуке» стал помогать материально Деникин.
В это время я испросил согласия Деникина на новое добавление к «Азбуке» славянской азбуки с греческим алфавитом..
Это вот почему. В Крыму в это время находились как Императрица Мария Федоровна, так и Великий князь Николай Николаевич. Они жили там без всякой охраны. Греческий алфавит в числе примерно двадцати человек составил так называемый конвой, который разместили в Крыму. Сначала конвой этот был на месте и вел себя прилично. Но потом он разросся до двухсот человек и стал безобразить.
Вероятно, потому, что у Деникина не было средств кормить такую ораву.
Припоминаю, что с греческим алфавитом поначалу много возился привязанный лично к Веди некий Паж. О нем позже…
Многое в голове моей путается, но я вспоминаю, что в этой организации переплетались элементы порядочные, но бездарные, с даровитыми, но неразборчивыми в средствах. Произошел конфликт между ними. Я поручил разобраться в этом деле и доложить мне. Они разобрались, но плохо и, кроме того, сверх разбора дела, им порученного, вынесли решение не в пользу даровитого, чего я им не поручал. Тут «Азбука» издала подозрительный скрип. Это было не в порядке воинской дисциплины.
Этот «даровитый» носил название Летучий Голландец. Он служил когда-то в кавалерийском полку, а по профессии был фельдшер. Оставшись в Одессе, он объявил себя доктором и в качестве такового принимал многих больных. Эти больные были различные участники «Азбуки», делавшие то или другое. Сейчас я не могу вспомнить, но деятельность его была весьма смелая и плодотворная. Разумеется, он в ней не давал отчет никому и обширно применял обман и камуфлирование. Все это было поставлено ему в вину… Попросту ему завидовали…
Он совершенно неожиданно появлялся…
Он был в домике под Екатеринодаром, когда был убит Корнилов, после чего главнокомандующим стал А. И. Деникин… После чего он самовольно присвоил себе чин корнета…
Позднее он умудрился получить крупную сумму, замороженную в Одесском государственном банке. Эту сумму Деникин перевел на мое имя, но я не успел ее всю использовать… И вот корнет умудрился получить деньги.
Возвращаясь несколько назад, припоминаю октябрьские дни в Киеве. После этого юнкерам и к ним присоединившимся пришлось отходить. В январе… 4 января 1918 года … я получил от корнета телеграмму: «С боем пробрались на Дон».
Ранее, когда я посетил генерала Алексеева в Новочеркасске и записался в Добровольческую армию двадцать девятым, то тридцатым записался корнет. Он мог говорить на митинге и писал грамотные статьи в «Киевлянине». Вдвоем с генералом Бискупским, командовавшим в 1917 году Елизаветградской дивизией, совершенно не разложившейся, он был избран в Совет солдатских депутатов и приехал в Петербург. Вот Летучий Голландец. Его нельзя было мерить мелкою меркой, потому что он играл крупную игру.
И вот тут и разыгралось… В Константинополе, в учрежденном Врангелем «Русском совете», начальник штаба докладывает о положении в России, в частности — в Киеве, в том смысле что там целая сеть подпольных организаций. Я слушал это и сказал:
— Разрешите мне отлучиться на минутку.
Я пошел и спросил жену Барцевича и Око:
— Было что-нибудь от Владимира Петровича?
— Ничего.
Я вернулся к Врангелю и сказал:
— Петр Николаевич, вас обманывают. Откуда у вас эти сведения?
— Да как же, от вашего же Барцевича.