Последний очевидец

Чем были вы, я хочу сказать — ваши политические предки, например, в XVI веке? Вы тогда, можно сказать, исповедовали татарские понятия о свободе с некоторой примесью византийщины. Наши же земли, в том числе в особенности Волынь, которую я здесь представляю, жили развитой политической жизнью. Она проявилась на сеймах и провинциальных сеймиках, где люди свободно рассуждали о всех политических явлениях, остро и здраво понимая и лицо, и изнанку свободы.

Что я не выдумываю, позвольте дать вам доказательство. С вашего разрешения я прочту вам несколько страниц из книги «Апокрисис» Христофора Филалета, и вы сами в этом убедитесь. Я надеюсь, что наш председатель не будет возражать против этого.

Родзянко одобрительно кивнул головой и сказал:

— Пожалуйста…

Не касаясь религиозных вопросов, обсуждаемых Филалетом в книге «Апокрисис», я прямо перешел к заключительной главе. Это было вдохновенное обращение умного и честного верноподданного монарху. Общий смысл его был примерно нижеследующий:

— Ваша Королевская Милость! Чем славимся мы среди других народов? Не какими-нибудь особенными богатствами, — у нас их нет. Не военными твердынями, сильно укрепленными замками, — у нас их мало. Мы славимся во всем мире только нашими свободами, в которых плавают верноподданные Вашей Королевской Милости. Это наше истинное богатство, и было бы ужасно, если бы мы его утратили.

Свобода! Она имеет одно лицо и вместе с тем многолика. Общая свобода состоит из отдельных свобод. Свободы приобретаются, или, лучше сказать, даруются с высоты трона по отдельности. И точно так же свободы утрачиваются. Если сегодня мы лишимся одной свободы, за этим завтра последует другая утрата. И так одна за другой уйдут все наши свободы, и прекрасная богиня Фортуна потеряет колесо, на котором она мчится.

Ваша Королевская Милость! Мы умоляем вас обратить внимание на то, что сегодня на наших глазах подтачивается одна из основных свобод — свобода веры. Не дозволяйте прикасаться к ней. Сохраните ее нерушимой!

Есть люди, которые не понимают, что если отнимается свобода веры у одних, то это значит, что через некоторое время отнимут свободу религии у других. А затем будут нарушены и все наши шляхетские вольности, которыми мы гордимся и славимся. Да не будет сего! Аминь.

Я читал долго. Меня слушали с величайшим вниманием, то есть не меня, а Филалета, звучавшего так же выразительно в ХХ веке, как и в XVI. За это время «октябри» почти полностью собрались, и Родзянко непосредственно после моей речи приступил к голосованию.

Филалет так хорошо говорил о свободе, что его никак нельзя было назвать черносотенцем. Поэтому некоторые колебавшиеся «октябри» голосовали за законопроект. Оппозиция, конечно, голосовала против, но и она была очарована либералом из Острога.

Когда заседание кончилось, ко мне подошел кадет Шингарев, редактор «Воронежского слова», депутат от Санкт-Петербурга, с которым до этого я был знаком очень мало. Мы были политически слишком далеки друг от друга. Он спросил меня:

— Где вы откопали эту прелесть?

Я подал ему книгу:

— Пожалуйста. Прочтите на досуге.

* * *

В пятницу 7 мая 1910 года докладчик комиссии по местному самоуправлению, камер-юнкер Двора Его Величества, депутат от Подольской губернии, националист Дмитрий Николаевич Чихачев сообщил Думе результаты голосования. Большинство комиссии, именно двадцать три против восемнадцати, признало законопроект о национальных куриях нежелательным.

— Тем самым, — сказал Чихачев, — комиссия признала, что положения, выработанные ею, неприменимы к шести западным губерниям. Из этого голосования нельзя сделать иного заключения, как то, что комиссия признала законопроект правительственный с теми изменениями, которые были сделаны комиссией в предшествующие заседания, неприемлемым, и комиссия поэтому предлагает Государственной Думе законопроект министра внутренних дел отклонить.

Начался тернистый и драматический путь прохождения закона о куриальном земстве через законодательные палаты — Государственную Думу и Государственный Совет.

18. Кризис

После доклада Д. Н. Чихачева 10 мая 1910 года были открыты прения. Необходимо было протащить законопроект о национальных куриях через пленум Государственной Думы.

Я опять говорил, но уже без помощи Филалета. Поэтому моя речь была значительно слабее, чем та, — в комиссии. Однако мой отчим, который присутствовал на этом заседании в Государственной Думе, сказал мне:

— Речь была удачная, за исключением некоторых личных обращений.

Между прочим, в своем выступлении я предложил членам Думы посмотреть на Юго-Западный край, так сказать, с птичьего полета, но внимательно, чтобы увидеть, что делается в этом крае, во всех местах скопления народа.

Конечно, картина, мною изображенная, содержала некоторое преувеличение, краски были несколько сгущены, ибо, разумеется, в крае была и часть русского, среднего и высшего сословия, но все же…