Последний окножираф

Революция должна продолжаться, говорил Тито. Революционная улица — бульвар Революции — самая длинная в Белграде, хотя никакой революции в Белграде никогда не было. Манифестанты забрасывают тухлыми яйцами телецентр, редакции правительственных газет и Дом радио. Они прокалывают скорлупу иголкой и выдерживают три дня. Когда вонь становится невыносимой, яйца готовы к употреблению. Лимонка по-белградски. Главное — точно рассчитать время. Взлетевшие до небес цены на яйца ограничивают сферу применения яиц как тактического оружия, но фольклор сохраняет память о них: к демонстрациям, как к стенам домов — следы тухлых яиц, прилипает название: «желтая революция».

В ночь накануне битвы при Нандорфехерваре^[32] на противоположном берегу Дуная, у Зимони, подошедшие к осажденной крепости крестоносцы разжигают костры ради вящей славы христианства. С той стороны тысячи костров представляются безбрежным морем огня. Всякий раз, когда на другом берегу начинают играть турецкие трубы, крестоносцы поднимают умопомрачительный шум — свистят в свистки, дудят в дудки, бьют в барабаны, горшки, кастрюли и свои щиты, звенят колокольчиками. Они не любят однообразия.

Фанаты идут под бразильским флагом, скандируя футбольные слоганы. За ними следует колонна с образами святых и ведущих политиков. От святого Саввы до Вука Драшковича всего несколько шагов. Выступает активист оппозиции, которого вернули к жизни. Он все еще хочет умереть за правое дело. Но уже поздно. Излюбленные куклы на этом карнавальном шествии — красная обезьяна и Милошевич в полосатой робе. Перед кордоном рука об руку танцуют три поколения, все возбуждены, как дебютанты на сцене. Вполне вероятная угроза наказания делает их движения грубоэротичными. Тинэйджеры бацают рок-н-ролл, пенсионеры, нежно обнявшись, вальсируют. Школьницы дразнят ментов: потанцуем? Молодой омоновец: извините, мы не одеты для танцев. Темнеет, действие продолжается при свете зажигалок. Огоньки отражаются в щитках омоновских шлемов. В жилых домах вокруг свет то включается, то гаснет, на здании муниципалитета багрово горит звезда, на Дунае искрятся тонкие полупрозрачные льдины. Белград — город света.

В Боснии у пленных саудовцев нашли пачку фотографий с отрезанными головами. Они коллекционировали только фотки, не головы. Отделенные от туловища, летящие, катящиеся головы, умиротворенные лица, гневные лица. На допросе они сказали, что сохранили негативы только как доказательства, сами они не убийцы. Просто хобби у них такое. Охотники за головами или любители фотографии? Выбрать объект, поймать миг между жизнью и смертью, навести на резкость. Смотри сюда, голова, сейчас птичка вылетит.

g

Окножираф: «Каучуковое дерево растет в далеких теплых странах. Каучуковый сок собирают, надрезав кору каучукового дерева. На резиновых фабриках каучуковое сырье превращается в автомобильные покрышки, резиновые сапоги, резиновые мячи и ластики».

Резиновые дубинки и резиновые пули для милиции тоже делают из каучука.

Он видит как бы сквозь тусклое пуленепробиваемое стекло. Видит прошлое, ускользающий золотой век, видит спины омоновцев, лицо водителя в зеркале заднего вида. Повторяет про себя номер счета в швейцарском банке. Даже зимой он ходит в солнцезащитных очках. Он контролирует средства массовой информации. Он знает, как победить на выборах.

На заднем сиденье — встроенный телевизор. Он смотрит на себя, его снимают снаружи, сидящим в лимузине и смотрящим телевизор. Он переключает каналы. Всюду — он.