Последний окножираф

Мы едем в центр города и «ломаемся» на проспекте Революции. Мотор глохнет перед самой Скупщиной. Впереди — многокилометровая вереница автомобилей с поднятыми капотами. Пассажиры и водители расхаживают вокруг, качают головами. Вот проклятье, опять поломка, а все из-за этих санкций, когда запчастей не достать. Мужчина в генеральской форме со стетоскопом ходит между машинами. С видом озабоченности на лице склоняется над моторами, этой тоже конец, качает он головой, не выдержало сердечко. Оставив машину, мы идем вперед. У микробуса сели сразу все четыре колеса, в бензобаке грузовика бензин кончился прямо перед Оперой, у «заставы» отказал руль. Бывают такие дни, когда ломается все подряд. Милиционеры уже орудуют дубинками, вытаскивают с перекрестка инвалидную коляску вместе с яростно жестикулирующим владельцем. Все рушится на глазах, рвутся ремни трансмиссии, барахлят коробки передач, не держатся на проводах «усы» троллейбусов.

В воздухе пахнет линчем. Линчевать будут нас. Свистят дубинки, разрывая густой туман на клочки. Приходит время спросить себя: что я здесь делаю, вместо кого я здесь, вместо кого мне размозжат голову?

Окножираф: «“Сегодня я встал рано”. Это предложение. В конце предложения я ставлю точку. Когда я задаю вопрос, я ставлю в конце предложения вопросительный знак, например: “Который час?” Если я говорю: “Петер, иди сюда!” — в конце предложения я ставлю восклицательный знак».

Меня подслушивают, как в старые добрые времена. На стене я увидел предостережение: «Комната прослушивается!» Сердце так и подпрыгнуло. Их до сих пор волнует, что я против них. Здесь я буду работать. Разыскивать жучки, как разыскиваю эрогенные зоны у своей девушки. Нашептывать глупости на ушко секретным службам, прятать в пустых чемоданах молчание. В университетском пресс-центре прослушивают слушателей, слушатели устраивают оцепление против оцепления. Протестующие похожи друг на друга тем, чем они отличаются, омоновцы отличаются тем, чем они похожи друг на друга.

Народ Белграда собирается под флагами разных наций, мультинациональных корпораций и субкультур: под флагами бразильскими, канадскими, французскими, итальянскими, флагами «Феррари», «Фьорентины», Сенны, Боба Марли и «Кока-колы». Флаг они называют «застава».

Окножираф:

«Реют наши флаги высоко, от имени народа начертано на них: Да здравствует свобода!»

Для девушек кордон, как и ватерклозет, приятнее. Девушки классифицируют омоновцев по усам и по тому, сколько им требуется времени, чтобы покраснеть. Время покраснения обратно пропорционально густоте усов. Но где же омоновки-женщины? Где шустрые кошечки, подмигивающие из-под шлема? Где заботливые матроны-мельтоны, мамашки в фуражках, которые за ухо отведут тебя домой? Где белокурые полицай-фрау, где перетянутые черными ремнями красотки, милицейские телки в высоких ботинках с горячими верткими попками? О, где же вы, где?

Богиня Эрида подбросила на пиршественный стол яблоко с надписью: «Прекраснейшей». Так началась война. Золотое яблоко, символ солнца и бессмертия, царевич Парис отдал богине Афродите в обмен на земное ее воплощение — прекраснейшую из женщин, что следует понимать как метафору, в сердцевине которой — любовь. Есть мнение, что яблоко дала своему возлюбленному напрокат сама Афродита, она ведь и так уж была бессмертна. Золотые яблоки росли в строго охраняемом саду далеко на западе, там, где солнце исчезает в море, вот почему на закате небо напоминает дерево, гнущееся под тяжестью собственных плодов. Этот сад находится на границе жизни и смерти, точнее, на границе смерти и бессмертия. Когда горизонт отрезает от солнца половинку пурпурного яблока, на небо восходит звезда богини.

Это дерево охранял змей, у которого было множество голов и который говорил на множестве языков. Христианство перевернуло все с ног на голову, змей переквалифицировался из толмача в соблазнителя, знание превратилось в грех, а возлюбленные расплатились за яблоко своим бессмертием. Адам и Ева вошли во врата не с той стороны, оказавшись в юдоли страданий и смерти, но в сердцевине разрезанного яблока мы и сегодня видим пятиконечную звезду богини, звезду, которую франкмасоны почитают как символ духа, скрывающегося в материи. В Средние века золотое яблоко стало символом королевской власти. Белоснежку от клинической смерти спасла любовь принца. А королевич Аргелиус с помощью золотого яблока нашел себе среди фей невесту. У турок яблоня также растет на западе — как метафора последнего завоеванного города и мирового господства. В результате демографического взрыва сады стали городами, и османским авторам в качестве яблоневых садов уже видятся Рим, Вена и Кельн. В новой мифологии яблоко вновь появляется как носитель знания. Король Матяш пожаловал самому умному своему пажу герб с золотым яблоком. Теорию всемирного тяготения Ньютон создал благодаря упавшему яблоку.