Последний осколок (СИ)

Может и тяжелый, а я сплю. Легкое движение воды в мою сторону, странное касание чего-то о мое бедро, а потом выше. И тут я узнала обладателя голоса и попутно захлебнулась от наглости его действий.

— Ласкан! Кха-кха, чтоб тебя мавки грызли! Кха-кха…

— Ну вот, другое дело. Я, между прочим, поговорить хотел, а ты спать удумала, — обиженно выговорили мне.

— Ты вообще какого недоеденного зомби влез ко мне в купальню!

— Здрасте, прискакали. Купальня общая.

— Сейчас она в моем распоряжении. Никто не смеет нарушать покой первой матери! — продолжила возмущаться я.

— Так Первомать ушла.

Я так и застыла, не зная, что сказать. А ведь и вправду, Ратха ушла. И скорее всего, все оцепление вокруг источника тоже сняли, решив, что и Первая сестра уже вышла. Я ведь пришла с другой стороны, вот они и не стали проверять.

— Допустим, но зачем же ко мне лезть? — не сдавалась я.

— Я же сказал, поговорить, — на меня посмотрели как на умалишенную.

— А дождаться, когда выйду?

— Это когда будет, — и феникс с удобством облокотился на каменистый выступ.

В более менее прозрачной воде угадывались очертания белокожих ног, которые Ласкан чуть приподнял, создавая эффект полулежащего на камнях тела. В отличие от него, я действительно лежала в небольшом скальном углублении близ берега.

— Я так понимаю, одежды на тебе нет.

— Я что псих купаться в одежде?

— Нет, ты нудист.

— Это еще почему?

— Потому что демонстрируешь свою наготу, — легко отозвалась я, продолжая маленькое издевательство.

— Ничего я не демонстрирую! — взвизгнул феникс и резко утопил свои ноги поглубже от моего пристального взгляда.

— Спорное утверждение. Ты, никак, меня соблазнить пришел, — чувственно проговорила я и облизнула губы.

— Всевышние спасите, сохраните! Да я лучше утоплюсь, — еще более пронзительно крикнула птичка.

— Могу обеспечить, — и я кровожадно потянула к нему руки. Вот только испуг резко сменился уверенностью.

Всего ван, а Ласкан уже касается моей щеки своей и выдыхает прямо на ухо:

— Так тебя соблазнить? — мурашки волной пробежали по телу. Даже не знаю от чего больше, от неожиданности или близости мужского тела. А ведь я никогда не думала о фениксе как о потенциальном любовнике. И что-то подсказывает мне, он тоже.

— Попробуй, — и я обняла его руками за шею. Учитывая, что он проскользнул ко мне именно между ними, сложности в этом не было.

Его глаза встретились с моими, а губы почти ничто не разделяло. Теплое дыхание, крепкие руки на талии. Все это дико будоражило кровь, но совсем по другой причине, нежели возбуждение. Недолго думая, я укусила феникса за нос.

— Ай! — пропищал хранитель истории, что было лишь игрой. Будь ему действительно больно, уже пеплом бы дно устилал, — так не честно!

— Отнюдь, никто не говорил, что кусаться запрещено. Смирись, ты проиграл, — я выскользнула из его объятий, а феникс и не возражал.

— Ну нет, ты первая отвела глаза, когда кусала меня.

— Еще чего, ты просто зажмурился, вот и не видел, как пристально я смотрела в твои глаза.

— Ничего подобного! — и феникс хлопнул ладонью по воде, обрызгав нас обоих.

Вот здесь уже никто из нас не выдержал, хохотали мы долго и упоительно. Ну какая из нас парочка, разве что комедиантов. Как только этот прохиндей приблизился, я сразу поняла, что грядет очередной раунд в «кто отведет глаза первый». Со стороны это должно было выглядеть очень романтично, а учитывая, что когда Ласкан щекотал меня под водой, это можно было принять за объятия, а мои дерганья за его волосы, в попытках заставить отвести взгляд, за любовные ласки, то не удивительно, что нечаянные наблюдатели все поняли неправильно. Но какое нам до этого дело. Мы наверстывали пятьсот весен разлуки.

— О чем ты хотел поговорить, — отсмеявшись, я решила, что феникс все же не баловаться сюда пришел.

— Ты и в правду решила уйти за грань, после того как освободишь неушедших? — абсолютно спокойным голосом поинтересовался хранитель истории.

— Еще не решила, — не было смысла отпираться. Раз спросил, значит, видел наш разговор с черноволосой странной девушкой.

— Знаешь, банши не положен дом. У нее никогда не должно быть любимых и родных. Все это делает плакальщицу уязвимой в эмоциональном плане.

Я не понимала, куда он клонит, но перебивать не стала.

— Стражи ограничивают скорбящих. Если у таких как ты появлялся любимый, его заставляли исчезнуть. Если кто-то оставался на месте слишком долго, целые деревни подвергались переселению или уничтожению. И ты была такой, скитающейся без дома и семьи банши, что не имела привязанностей.

Он замолчал, а я начала вникать в суть его слов.

— И, — ненавязчиво потребовала продолжить.

— И это предосторожность, вынужденная мера. Как только банши встречала любимого, и с ним вскоре случалось несчастье, от нахлынувшего отчаяния, плакальщица сходила с ума. Так было с каждой, кому посчастливилось стать хоть ненадолго счастливой.

— И со мной…

— Да. С тобой тоже. Изначально тебя ограничивали, как и всех, но ты решила добровольно уйти из этого мира. Вот тогда эльф дал тебе и дом, и возлюбленного, и друзей. Ты стала счастливой.