Последний остров

Ветер качнул голые ветки, растрепал Аленкины волосы, и она, не зная отчего, вдруг снова звонко рассмеялась. Быстро спустилась с дерева, на бегу поцеловала в щеку оторопевшего Михаила и умчалась в рощу на первые прогалины. Насобирала пригоршню подснежников, уткнулась в них лицом. И пропал смех.

Что это с ней сегодня? Что с глазами: то плачут они, то смеются. И лететь хочется куда-то, лететь, словно крылья вдруг выросли И сделать что-нибудь такое, чтобы дух захватило. Можно, например, устроить между двух самых больших берез или сосен качели и вознестись над всем островом. Тогда небо и земля, березы и облака в озерах: все поменяется местами, все придет в движение, в сумасшедшее движение.

Только чтобы рядом обязательно был он, этот конопатый мужичок-лесовичок. Почему? Да потому, что Миша лучше всех. Он самый добрый, самый смелый, и нет такого другого на всем белом свете. Об этом никто не знает, кроме Аленки. И если она кого-нибудь полюбит или, как Юля, засобирается замуж, то ее суженый будет таким же, как брат Миша.

Воскресенье и будние вечера они проводят вместе. В школе, если Миша приходит, тоже сидят за одной партой. А если он не идет в школу, то обязательно провожает ее до нечаевских озер. Только провожания эти разные бывают. Иногда идут они молча, и Миша лишь скажет: «Ну, я побежал». И пойдет по своим делянкам. Аленке больше нравится, когда они вместе идут в школу и обратно в лесничество. Тогда Миша становится разговорчивее, веселее, как будто на уроках в классе он оставлял часть своих лесных забот, а от сверстников получал заряд энергии. В такие дни Аленка слушает очередной урок лесной грамоты, новые были и небылицы. И как они только умещаются в голове Михаила!.. Снова потянуло ее к березе. Кора на дереве белая, будто припудренная, с поперечными черными крапинами.

– Здравствуй, береза. Ты ничего не знаешь? Нет, ты ничего не знаешь. А мне уже шестнадцатый год пошел. И все говорят, что я красивая. Это правда? Наверное, неправда, иначе Миша сказал бы, что я красивая. А он молчит. Почему он стал часто молчать? И стесняется меня почему-то. И не Аленкой зовет, как прежде, а называет Аленой…

Ветер донес отдаленный гул самолета. Аленка вскинула голову и еще ближе прижалась к березе. Что-то сжало сердце и заставило его учащенно биться. Дома, в Ленинграде, она уже слышала этот заоблачный гул, тогда ей было страшно. А сейчас страха не было, только появилось ощущение, будто срываешься с края пропасти и паришь над землей, как во сне бывает, а в груди холодок небесный, и чувствуешь легкость необыкновенную.

Пролетел самолет, и Аленка снова прильнула щекой к березе, горячо зашептала:

– Ты никому не говори, что от меня слышала. И про Мишу не говори. Что он самый хороший, будем знать ты да я…

Наутро Аленка проснулась с зарей. Проснулась и прислушалась. Прислушалась сама к себе. Вчерашнее не прошло, не пропало, оно не хотело уходить. Это было незнакомо, удивительно и немного страшно. «Это весна пришла, – подумала Аленка, – это я почти уже взрослая». Ей стало веселее от такого открытия. И было приятно, что пока, кроме нее, об этом никто не догадывается.

Она осторожно выбралась из постели, подошла к зеркалу. Медленно расчесала волосы и постаралась привыкнуть к себе, вдруг за один день повзрослевшей. Из большого зеркала на нее смотрела стройная девушка с большими удивленными глазами. Аленка то узнавала, то не узнавала себя… Нет, все такая же. Вот только волосы чуть волнистее стали, и губы почему-то припухли. Вздохнула Аленка: нет родной мамы или старшей сестры, они бы ее поняли, им-то можно было бы все рассказать о самом сокровенном. А маму Катю Аленка все же стеснялась. С Юлей и то была откровеннее.

На цыпочках вышла из горенки, боясь спугнуть свою тайну. В большой комнате на диване спал Михаил. Рядом с диваном на стуле горела семилинейная лампа и лежал учебник по алгебре.

Аленка раскрыла окно, задула лампу – было уже совсем светло – и на раскрытой книжке оставила записку: «Миша, с днем рождения тебя. Я умчалась, не сердись, ладно? И ты не опаздывай на уроки. А скворцы прилетят, наверное, без нас. Ты ведь говорил, что весна нынче ранняя».

Глава 24 Озимки

Ночью упал легкий заморозок. Прошлогоднюю траву обвил хрупкий куржак. Большие кулиги посеревшего снега в низинках и меж деревьев стали походить на подхваченные водопольем ледяные острова, а прогалины – на темно-зеленую холодную воду. Аленка неторопливо шла по этим холодным прогалинам как по лабиринту, ждала, когда поднимется солнце и проснутся подснежники. Если ей повезет, она найдет свои заветные, цвета весеннего неба.

Но голубых подснежников Аленка не отыскала и в поисках цветов ушла далеко от дороги. Пока бродила по мелколесью, а потом выбиралась к нечаевским озерам, солнце уже поднялось высоко, растопило утренний иней и до краев заполнило чистую небесную синеву песней жаворонка.