Последний остров

А вторая причина – Юлька. Никак у них не получалось дружбы. Даже дрались частенько, особенно в довоенное время. Характером Юлька удалась в свою вреднючую бабку. Это бы еще ничего, но только на деревне их с Юлькой почему-то дразнили женихом и невестой. Лучше уж он на войну убежит и геройски погибнет в каком-нибудь бою за друга-товарища, чем женится на Юльке и потом всю жизнь будет слушать ее частушки и дразнилки.

Ну и этот случай в лесу. Что-то боязно сегодня Миишке встречаться с человеком, с которым они вчера нарушили лесной закон. Но идти нужно. Кроме как у запасливого старика Сыромятина соли во всем околотке и горсти не найдешь.

На кухне сидел сам старик Сыромятин, мрачный и кудлатый.

В нос мальчишке ударил пьянящий запах свежего жареного мяса. Даже голова закружилась.

А Сыромятин завтракал. Перед ним стоял полный чугунок картошки в мундирах. Узловатыми заскорузлыми пальцами дед счищал кожуру и, макнув горячую картофелину в соль, кидал в запрятанный под усами рот.

– Здорово ночевали, – буркнул Мишка.

– Слава Богу, – ответил старик. Он вытер руки холщовой тряпицей и принялся скручивать цигарку. – Чего эт ты вечорась убег? Ружьишко хоть бы помог донести. Негоже на стариков обижаться. А то вот придешь Юльку нашу сватать, так ведь не ровен час и не договоримся. Как думаешь?

– А никак не думаю. Она теперь с Егоркой дружит. Вот он и пусть с тобой договаривается.

С полатей свесилась курносая и розовощекая рожица Юльки. Она показала Мишке язык и снова спряталась. «Ну, подожди, – мысленно пригрозил ей Мишка. – Выйдешь на улицу, накидаю зеленых лягушек за шиворот». А вслух попросил:

– Соли мне дайте щепотку.

– Ох, господи, грехи наши тяжкие… – подала от печи скрипучий голос старуха.

Мишка подумал, что хозяйка сейчас и про своего Господа Бога сочинит частушку. Но Сыромятиха была сегодня чем-то озабочена – не сочинялись у бабки дразнилки. Она вытащила из печи огромный чугун, и сразу стало понятно, откуда такой пьянящий аромат. Мишка нетерпеливо заскулил:

– Соли бы мне…

– До войны-то было времечко, – не слушала его старуха, – жили себе и горюшка не знали.

«Вот противная старуха, издевается!» – кричало все Мишкино существо, и он хотел уж было уйти, но тут перед ним оказалась глиняная миска с дымящимся ароматным мясом.

– На-ко, снеси своей горемычной, – сказала Сыромятиха и клюнула острым носом воздух.

– Какой еще горемычной? – попятился Мишка.

– Аль с луны свалился? Вечерось же вам девчушку ленинградскую привезли. Кожа да кости. А у вас, поди, и картошки-то не осталось.

Сыромятин облачился в кожух, пропитанный мельничной пылью, сунул за пазуху горбушку черного хлеба и молча вышел. Мишка выхватил у старухи горячую миску и, забыв про соль, выскочил вслед за дедом.

Яков Макарович загородил Мишке дорогу.

– Все еще серчаешь? – спросил он.

– А ты как думаешь?

– Так, поди, и я кой на кого в обиде… Сам где ночевал-то?

– На твоей заимке.

– Эк куда тебя занесло…

Мишка видел по глазам старика – хочет тот что-то сказать, а мнется, раздумывает.

– Да говори, чего там еще? Поди, Антипов опять к нам в гости зачастил?

Дед и бровью не повел от удивления. Ну и чертенок, как сквозь землю видит. За годы их дружбы, проведенные в лесу да на озерах, они научились и мысли читать друг у дружки.

– Агент он, ему положено ходить. Но почему-то за другими посыльного гоняет, в Совете налоги выколачивает. А тут три дня кряду на вашем подворье ошивается…

– Вот паразит! Ну где я денег возьму? Полгода работаю, а зарплату только раз и получил. То за боеприпасы высчитали, то за форму, а тут еще на заем два оклада подписал.

– Говорю тебе, других он в Совет к Таньке Солдаткиной вызывает…

– А-а… Ну… Кузя Бакин огрел его поленом по башке, теперь он сюда лыжи навострил. А я ведь и посмешнее могу что придумать.

– Ты не особо… Он мужик при власти. Видел, какая у него кокарда на фуражке? То-то! Говорит, что у него пистолет есть.

– Брехня! Трус он, вот и хвалится. Ну, побежал я…

– Погодь. Я тут все голову ломаю, кто мог олениху на Чаешном угробить. Перебрал всех, у кого ружье есть, и ничего не складывается.

– Без ружья только Тимоня может. Он ловчее зверя. Надо бы участкового да к нему с обыском.

– Тимоню не замай. Он бы мне сам открылся. Пошурупь головой-то, пошурупь. Никак это дело оставлять нельзя. Обнаглеют лиходеи и до колхозного добра доберутся.

– За колхоз пусть Парфен Тунгусов голову ломает. Понял? Вот! Мне лесных забот хватит. В лесу я и самого Тунгусова могу прищучить.

– Какой-то ты вредный, Михалко, становишься. Прямо беда с тобой. Я одно толкую, а ты, будто без понятия, свое гнешь. Откуда у тебя эта настырность вылазит?

– Откуда-откуда… Почем я знаю, – Мишка сам понимал, что не очень-то вежлив он с дедом Сыромятиным. И не только с дедом. С иными так вовсе вдрызг разругался.

– На рыбалку побежишь сегодня? – поинтересовался дед Яков.

– Не знаю, – совсем безо всякой вредности сказал Мишка. Ему стало жаль старика, и он пооткровенничал: – Уж с коей поры в школу не заглядывал. Надо хоть контрольную написать.