Последний парад

— Если бы немножко, — сказала Даля. Жена меня хорошо знала. — Целый день твоя голова была там. — Она показала на потолок, имея в виду, что я думал об Эмильке.

«Хорошо бы так, — подумал я, — это было бы еще ничего».

Она была в прихожей, когда хлопнула дверь и в комнате появился Лайнис. Он неловко поздоровался с нами, словно мы сегодня не виделись, и спросил:

— Где… этот… ваш гость?

— Не знаю, — ответил я. — А разве он не был у вас?

— Был, — Лайнис помялся, — но хотел еще зайти… А я уезжаю.

— Уезжаете?

— Давно собирался, — сказал Лайнис. — Тут недалеко. На хутор. Собаку отвезу и там оставлю… Раз такое дело… — и ушел. Проходя мимо окна, он всунул по привычке голову и добавил: — Значит, передайте ему…

— Пойдешь со мной? — спросила Даля.

— Нет.

— Ну ладно… Пожалуй, и я не пойду. Обойдемся. — Она явно не хотела оставлять меня одного. — Ты даже не заметил, что я в новом платье?

— Да, да, — ответил я. — Хорошее платье. — Но сам подумал о Лайнисе. Чем его так напугал Телешов, что он решил уехать?

Даля спросила меня о чем-то еще, я не разобрал ее слов, и она окликнула меня:

— Миколас!

— А?

— Ты меня не слушаешь?

— Сейчас, Даля. — Я выбежал из комнаты и появился в окне на том самом месте, где только что стоял Лайнис. — Мне надо узнать… Проверить…

— И ты?

— Стань вот сюда, — попросил я и показал, куда стать. — Марта тогда стояла на этом месте… Я спрячусь… А ты скажи что-нибудь негромко…

— Ни к чему это, Миколас… Он уже старый…

— Чуть громче, — попросил я.

— Ну что ты так узнаешь? Слышал он или не слышал твоего разговора, это еще ничего не доказывает. Ты как ребенок.

«Действительно, — подумал я, — разве это доказательство его вины, его предательства?»

— Приехали, наговорили, напутали, — сказала Даля, — а зачем, зачем?.. Скорее бы, скорее прошел этот день!

Осталось всего два часа, но я боюсь, что после их отъезда нам тоже будет трудно.

— Миколас, прошу тебя, ради Юстика… Телешов злой.

— Не говори так, — сказал я. — Это неправда. Он одержимый, с ним нелегко, но он не злой.

— Послушай, может быть, ты войдешь в дом? На нас смотрят.

Я вернулся. Даля, не давая мне опомниться, набросилась на меня:

— Какой ты, право, чудак… И фантазер… Почему обязательно Лайнис?

— Если это не Грёлих и не Лайнис, тогда кто же? — Мне не хотелось ей этого говорить, но я сказал: — Остаются двое: Телешов и я.

— Договорился! С таким же успехом можно обвинить дядю и Марту, — сказала Даля. — Давай поставим на этом точку.

— Тише, — попросил я Далю и прислушался. — Кто-то ходит на чердаке.

— Займись лучше чем-нибудь. Не сиди без дела.

Даля вздохнула и вышла. Она тоже, конечно, устала. Я видел, как она, проходя через прихожую, кинула взгляд на чердачную дверь. Я снова прислушался. Нет, больше ничего не было слышно.

«Кто-то там ходит» — эти слова первым произнес Грёлих. Он их сказал в тот момент, когда я вернулся, не найдя Пятраса. Тот не ночевал дома после своего разговора с дядей. Они сидели и играли в шахматы, дядя и Грёлих. Я вошел, и Грёлих произнес:

«Кто-то там ходит, — и поднял голову к потолку. — И это не в первый раз».

«Добрый день, господин Грёлих», — нарочно громко сказал я.

«Здравствуй, здравствуй…»

«Дядя, Пятрас не приходил?»

«Нет».

«Вы ищете Пятраса, я — Хельмута… Миколас, а ты не видел его? Вчера на вокзале он избил русского мальчишку. Вечно шляется около эшелонов с этими несчастными… Этот разговор — между нами…»

«Отправьте его обратно в Германию, — сказал дядя. — Здесь все слишком на виду. Он погубит свою душу».

«О какой душе вы говорите, — ответил Грёлих, — когда у всех теперь душа перешла в страх за собственную шкуру! Все только и мечтают сохранить себя за счет другого, набить брюхо и схватить чужой кусок… Вот вам и вся душа».

«Вы ошибаетесь», — заметил дядя.

«А, бросьте! И ваши литовцы не лучше. Сегодня ночью какой-то мальчишка напал на нашего офицера, ударил камнем по голове и украл пистолет. Вот ваши богобоязненные прихожане. Я все больше склоняюсь к тому, что люди — это животные, жаждущие крови слабейшего».

Дядя испугался не менее моего. Он тоже, вероятно, подумал, что это сделал Пятрас. Тоненькая ниточка, на которой держалась наша жизнь, могла оборваться каждую секунду.

«Его поймали?» — спросил дядя.

«Пока нет, но поймают. В конце концов всех всегда ловят. Для чего ему пистолет? Чтобы убивать нас, немцев. Глупый парень, не понимает, что это бесполезно».

«Да, да, — сказал дядя. — И это вместо того, чтобы успокоиться, смириться, чтобы побыстрее восстановить равновесие жизни. Они не понимают, что зло не убьешь злом. Только терпением».

«Вот именно, — подхватил Грёлих. — Если бы так все рассуждали».

Марта внесла в комнату именинный пирог, чтобы поставить на стол, но Грёлих сделал ей предостерегающий жест. Она остановилась, и все невольно прислушались.

«Вы слышали? Опять».

Дядя отрицательно покачал головой.

Марта, сильно напуганная, не знала, что ей делать.

«Такие легкие, воздушные шаги, — почти шепотом произнес Грёлих. — Детские, что ли?»