Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского

вахты во внутренних помещениях с повышенной иногда до 60° температурой. Особенно страдали машинные команды, и судовым врачам хватало работы. Сравнительно молодые нижние чины переносили болезни с завидной выносливостью. Тем, кто был постарше, приходилось труднее. 39–летний вахтенный начальник «Осляби» лейтенант Н. А. Нелидов (дядя Ваня), ветеран многих дальних походов, 31 октября 1904 г. скончался от последствий солнечного удара.

Страдал и самый старший участник похода — Зиновий Петрович. В. И. Семенов вспоминал, что утром 14 декабря он «не на шутку встревожился его видом». З. П. Рожественский выглядел постаревшим на несколько лет и оживился только после ликвидации последствий разрыва паропровода на флагманском корабле. Перед фронтом команды он лично наградил отличившихся троих кочегаров, которые при аварии не растерялись и спаслись от гибели в угольной яме[128].

Впрочем, радостных событий в походе было немного. Одним из них был традиционный праздник на «Князе Суворове» при пересечении экватора. Его отметили 19 ноября с участием обычных в таких случаях самодеятельных артистов, изображавших Нептуна, Венеру, чертей, штурмана с секстаном, русскую бабу, парикмахера, тритонов. Свита грозного морского царя была непреклонна, и все люди на броненосце — от матросов до адмирала — были окачены водой. Правда, Зиновий Петрович, в силу своего особого положения, избежал купания в бассейне, куда попали, в числе прочих, даже командир, флаг–капитан и судовой священник[129]. Кроме праздников адмирал предоставлял командам редкие дни отдыха с баней и стиркой белья на своих судах, офицеры несколько раз съезжали на берег, привлекательный только своей нетронутой природой и дикими обитателями.

Зиновий Петрович и в морс оставался «трудоголиком» и не ограничивался приказами и циркулярами. В походе он почти все время находился на кормовом мостике «Князя Суворова», наблюдая за движением кораблей эскадры. Вахтенный флаг–офицер и флагманские сигнальщики были рядом в ожидании приказаний. Последние следовали весьма часто — обычно это были запросы или «фитили» в адрес командиров кораблей. Видя какой‑либо беспорядок, Зиновий Петрович быстро приходил в возбужденное состояние и ругался по адресу виновных, иногда жертвой его гнева становился бинокль или подзорная труба (летели на палубу или за борт).

«Ведет себя (адмирал. — В. Г.) весьма неприлично, — писал жене 13 декабря 1904 г. лейтенант П. Е. Владимирский, — и, чтобы передать что‑нибудь на передний мостик командиру, орет своим флаг–офицерам: «передайте в кабак то‑то» или «передайте этому дурачью на передний мостик», и все в этом роде»[130].

Некоторые современные авторы в поисках новых подходов к характеристике личности З. П. Рожественского полагают, что вспышки адмиральского гнева и потоки «красноречия» были необходимым атрибутом при командовании нерадивыми офицерами, халатно выполнявшими свои обязанности. «Неудивительно, что он (адмирал — В. Г.) стал повышенно резок, как и любой командир, видящий разложение, неумение и полное нежелание чему‑либо учиться со стороны своих подчиненных. Обиженные офицеры жаловались на Рожественского в письмах женам и родным, и по этим письмам впоследствии стали почему‑то оценивать адмирала Рожественского, а не его подчиненных»[131].

Мы уже знаем мнение Зиновия Петровича о своих ближайших помощниках — офицерах штаба, знаем и о том, как командующим была организована их работа «Об адмиральском престиже и думать нельзя, — писал он жене, — ограничиваться общими директивами старшего начальника — значит оказаться бы в кабаке, большом, неустроенном жидовском кабаке… Всякую мелочь — 5 раз приказать, да справиться — как именно. Ни один план исполнения нельзя одобрить — без коренных переделок…». ««Суворов» — под глазами — и это такой кабак, каким я никогда представить не мог военного корабля… А большая часть других — хуже… Тонны бумаги, инструкций — но неграмотные… перед грандиозностью задачи падают в обморок… Несчастный флот… Если и в армии такие же — то никакой надежды на успех...»[132]

Понятия, которыми оперирует сам Зиновий Петрович и те, которые сообщает жене П. Е. Владимирский («кабак»), вполне совпадают.

Судя по письмам адмирала, он до войны служил в каком‑то другом флоте, а не в российском, и совершенно случайно сам согласился возглавить поход эскадры. Между тем нам известно, что это не так Остается представить себе, какое унижение испытывали его подчиненные, когда в их адрес раздавалась грубая брань и какое «воспитательное» воздействие эта брань оказывала на офицеров.