Между тем дымка стоящая над морем переросла в настоящий туман, который то сгущался, то частично рассеивался, ограничивая, или наоборот открывая видимость, которая колебалась в пределах от 25 до 65 кабельтовых. Расстояние до отряда Дэвы было около 40 кабельтовых, но с каждым сгущением тумана Крейсера японцев подходили все ближе и ближе, очевидно боясь упустить русских. Рожественский решил этим воспользоваться, и попытаться уничтожить еще хотя бы одного противника. Флажными сигналами были переданы приказания адмирала на все русские корабли отряда. Каждому был определен свой маневр, каждому своя цель, и действовать нужно было начинать по красной ракете пущенной с борта «Суворова».
Во время очередного сгущения тумана в небо с флагманского «Князя Суворова» взмыла красная ракета, приказывающая русским броненосцам и крейсерам выполнить поворот «Все вдруг» в сторону японцев, и набирать полный ход. Но тут в ход битвы в очередной раз вмешался слепой случай, которыми столь богат каждый морской бой.
Сигнальщики с флагманского бронепалубника японцев «Касаги» сумели разглядеть красную ракету взлетевшую над русскими кораблями, и донесли об этом Контр — адмиралу Дэве. Тот никогда не отличался повышенным боевым духом, но в этот раз он почему-то решил, что пользуясь очередным сгущением тумана русские попытаются скрыться от него, и приказал своим крейсерам выполнить поворот «все вдруг» на 8 румбов вправо. Но новый курс вел четыре быстрых крейсера прямо в лоб броненосцам Рожественского. Как позже разъяснял сам командир 3–го боевого отряда, он ни в коем случае не ожидал от русского адмирала подобной дерзости. Убаюканные слабым сопротивлением Первой Тихоокеанской эскадры, бесславно погибшей в Порт — Артуре, японцы полностью уверовали в свою непобедимость. Они считали что в бою им дозволено все, и только они могут диктовать противнику свою волю в ходе сражения. Если бы Дэва знал, что последует за этим поворотом то он бы предпочел сделать себе хара — кири…
Но сейчас в боевой рубке «Князя Суворова» стоял совсем другой Рожественский, в котором причудливым образом сплелись знания и характер самого Зиновия Петровича, и характер вместе с обширнейшими послезнаниями Сергея Владимировича Часовских. В результате этого удивительного симбиоза двух характеров и мощного послезнания родился совсем иной человек, способный навязать свою волю противнику, и заставить его уважать русский флот.
Когда туман стал рассеиваться, с дистанции в 25 кабельтовых ошарашенный Дэва разглядел, что его крейсера идут прямо в лоб на паровой каток, который состоит из пяти русских броненосцев. Поняв, что он совершил роковую ошибку японский адмирал тут же приказал разворачиваться «все вдруг» на 16 румбов, и ложиться на обратный курс. Едва Дэва успел сказать все это сигнальщику, как с флагманского «Суворова» из правой носовой башни среднего калибра прогремел первый пристрелочный выстрел…
Русские броненосцы уже открыли огонь!!! Дистанция была смертельно рискованной, и крейсера страны восходящего солнца под градом снарядов стали заваливаться в циркуляции одновременно развивая скорость до максимума. Судьба еще не знала чем закончится их попытка выйти сухими из сложившейся крайне опасной ситуации.
Рожественский явно не ожидал подобного маневра от всегда спокойного и уравновешенного Дэвы. Но едва разглядев идущие на него крейсера противника он понял, что японцы сами загнали себя в западню, и теперь у его эскадры есть хороший шанс утопить еще один, а может и два бронепалубника противника. На большее рассчитывать было тяжело даже в такой обстановке, поэтому уже утвержденное распределение целей русский адмирал менять не стал. Сигналом к открытию огня послужил выстрел с «Суворова», после чего канониры русских броненосцев, уже почувствовавшие вкус победы в недавнем противостоянии с флотом Катаоки, деловито занялись пристрелкой по отворачивающим вражеским кораблям. А Часовских в теле адмирала мысленно рвал на себе волосы, и кусал локти, жалея, что отослал отряд Коломейцева к транспортам. Ведь с помощью трех быстрых крейсеров можно было бы запросто попытаться уничтожить весь неприятельский отряд. Но сделанного уже не воротишь.