Последний пир

Я хотел погладить ее по голове, но нечаянно взъерошил ей волосы, и она вначале яростно завопила, а потом принялась ныть, что мамина служанка несколько часов делала ей эту прическу, а я все испортил. Ни за что на свете Элиза не согласится ее переделывать, даже для торжественного ужина в столовой. Шарлот рассмеялся и толкнул меня к Виржини, однако та, в сопровождении Марго и матери, уже направилась к дому.

На сей раз нам выделили комнаты в башне.

К большой гостиной, которую нам предстояло делить, прилегало три комнаты. Прямо под ними находились покои Шарлота, а еще ниже, насколько я знал, комната Виржини. Багаж уже ждал нас в комнатах, а в очаге, еще не разожженном, лежали свежие поленья. Выглянув в окно, я увидел внизу туман и затопленные поля. Бургундия — край винограда и пшеницы, садов и коров. Лютая зима и дождливая весна не могли пойти на пользу здешним землям.

— …прехорошенькая, верно? — спросил Жером.

Я обернулся к друзьям: те смотрели на меня.

— Кто? Что?

Жером вздохнул, подошел ко мне, выглянул в окно и тут же помрачнел.

— У нас тоже все затопило, — тихо произнес он. — Отец пишет, урожай будет скудный. Картофель пропал, яблоки начали гнить прямо на деревьях. Хорошо, есть море! В крайнем случае можно прокормиться моллюсками.

— Ну так что? Прехорошенькая она? — повторил Эмиль изначальный вопрос.

— Кто?! — рявкнул я куда громче, чем собирался.

Эмиль поглядел на Жерома: тот снова превратился в нормандского медведя с огромными крепкими лапами и раздавшимся за зиму животом. Скоро он похудеет, мы это уже знали. Зимой он отъедался, а летом ему не было дела до пищи.

— Мы все считаем, что Виржини очень хороша собой, — пояснил он. — А по рассказам Шарлота можно было подумать, что она дурнушка.

— Они соперники, — не думая, ляпнул я.

— В чем? — заинтересовался Эмиль.

— Да во всем. Марго слишком взрослая, а Элиза — слишком маленькая. Виржини почти его возраста, всего на два года младше.

Жером обдумал мои слова и признал их справедливыми.

— Я ее поцелую, — объявил он. — Посмотрим, что она сделает.

— Влепит тебе пощечину.

— Стало быть, ты уже пытался? — Его ухмылка стала еще шире, когда я покраснел и поклялся, что она никогда не поднимала на меня руку.

— Теперь моя очередь.

— Нет, моя! — встрял Эмиль.

— Заключим пари, — предложил Жером. — Кто первый ее поцелует.

— Только Шарлоту не говорите, — добавил Эмиль. — Победит тот, кто первый поцелует Виржини, а еще лучше — потрогает.

Должно быть, он не видел моего лица. Я все еще любил Виржини, и ее холодная встреча вселила в мою душу черную печаль, которой не смогли развеять ни мысли о тумане и потопе, ни дурацкое пари Эмиля.

— Ты с нами? — спросил он.

— А что получит победитель? — вмешался Жером.

— Как что? Сладость поцелуя! — с усмешкой ответил Эмиль. — И радость прикосновения, разумеется. Чего еще желать?

Жером заулыбался.

— Ну, ты с нами? — спросил он меня.

Я мотнул головой и ушел разбирать вещи. Скудное содержимое моего дорожного сундука было куплено на деньги, которые отец Шарлота послал полковнику, дабы сделать мою жизнь в академии более приятной. Форму мне пошили из хорошей ткани, у меня появилась собственная охотничья куртка и прекрасный меч — взамен казенного. Я развернул куртку, повесил ее на крючок и положил на столик у кровати томик стихов, подаренный Марго. Затем умылся, проверил, чисты ли ногти, и, не дожидаясь остальных, сошел вниз.

Шли недели: мы перебили всех диких голубей в рощице, застрелили кабана под вековым дубом в лесу у реки и без конца ловили в ручьях форель. Крупных оленей нам не попадалось, а мелких убивать не позволяла гордость. Впрочем, когда через несколько недель мы вернулись в ту часть леса, чтобы подстрелить хотя бы какого, нам не встретилось ни единого даже самого тощего олененка.

— Браконьеры, — пробормотал Жером.

Эмиль насупился, а потом понял, что его дразнят, и лицо его просветлело.

За первым месяцем потянулся второй, а в середине его мы начали обсуждать возвращение в академию и свой досуг на грядущие несколько недель. Виржини оставалась нецелованной. Не знаю, по собственной воле или по настоянию матери, все три сестры большую часть лета провели у тетушки на берегах Луары. Когда я спросил Шарлота, не матушка ли стоит за этим осмотрительным решением, он лишь пожал плечами. Впрочем, сестры вернулись до нашего отъезда, и Шарлот пригласил их на охоту.

В назначенный день Марго отказалась участвовать — впрочем, она и раньше говорила, что вряд ли пойдет. Элизе не разрешили, и она ушла дуться в свои покои. Виржини спустилась к нам смущенная и заплаканная, с гордо вздернутым подбородком. Она явно отдавала себе отчет, что численное преимущество на нашей стороне, пусть даже один из юношей — ее брат. Позднее я узнал, что они с матерью крепко повздорили из-за этого — столь крепко, что в спор пришлось вмешаться герцогу. Он велел Виржини извиниться перед матерью за грубость и ехать на охоту вместе с нами.