Последний пир

Я бы позволил себе пару вскриков, если бы знал, что герцог в эту минуту пишет полковнику письмо о моем подвиге. Об этом его попросила Марго. Она передала отцу мои слова: любой ученик академии на моем месте поступил бы так же. Сие высказывание, рассудил герцог, говорит о высоком уровне подготовки учеников и профессионализме полковника. Это письмо возвысило меня в глазах последнего в той же мере, в какой убийство волка возвысило меня в глазах герцога.

Убедившись, что жить я буду — все-таки волк прокусил мне руку, а не горло, — Шарлот испарился. Позже я узнал, что он отправился на поиски охотника, которому поручил обезглавить волка, снять с головы шкуру и сварить ее в медном котле, причем проделать все это как можно скорей — чтобы я мог забрать череп убитого зверя с собой в школу.

Одна лишь Виржини меня не навестила. Сгустились сумерки, и вся семья села ужинать.

Я уже дремал, когда услышал стук в дверь. В комнату торопливо вошла молодая служанка, оставила у кровати поднос с едой, сделала реверанс и, зардевшись, убежала. Она принесла мне свежий хлеб и мой любимый сыр — об этом знала только Элиза. Вино в кубке было щедро разбавлено водой: по всей видимости, доктор не велел мне пить спиртное, пока рука не заживет. Хлеб пах дрожжами, а сыр был острый и кислый. Как только я с аппетитом принялся за еду, в дверь, соединявшую мою комнату с комнатой Шарлота, постучали. Шарлот обычно врывался без стука, даже когда я переодевался или мочился в горшок.

— Ну, входи! — В дверь снова постучали, и я со вздохом поднялся с кровати — проверить, не оставил ли ключ в запертой двери. Нет, засов был отодвинут, а ключ остался со стороны Шарлота. — Надо же, какие церемонии! Я тебя не узнаю…

На пороге стояла Виржини.

Я покраснел.

— Ой, я думал это…

— Мой брат? Нет, он ужинает. Напивается вместе с отцом, пока мать кудахчет, старшая сестра вежливо улыбается, а младшая украдкой пытается налить себе вина и дуется, что ей не разрешили за тобой ухаживать.

— Почему ты не с ними?

— Мне разрешили остаться у себя. Мама думает, что мне это необходимо после… — она печально улыбнулась, — …пережитого. Но мне захотелось тебя отблагодарить.

Тут я позволил себе рассмотреть Виржини. Она была на два года младше меня. Уголок ее рта всегда был чуть приподнят, словно она посмеивалась над нелепостью окружающего мира. Шарлот считал, что это — результат серьезной детской травмы. Может, так оно и было. Но Виржини порхала вокруг моих забот и фантазий легко, точно перышко, и при всем желании не смогла бы разбить их тонкую скорлупу.

— Что такое?

— Ты очень красивая.

Она покраснела и нахмурила брови.

— Марго красивая, Элиза — хорошенькая. А мне красоты не досталось. И только посмей сказать, что для тебя я всегда буду самой красивой…

— Покажи мне мужчину, который считает иначе.

— Мужчину?.. — хитро переспросила Виржини.

Настал мой черед краснеть и хмуриться. Она заулыбалась.

Я коснулся ее лица: она немного поморщилась, а потом прильнула щекой к моей руке и закрыла глаза. «Ну, и чего ты разволновался? — спросил я себя. — Жанну —

Мари ты целовал охотно и без всякого стыда». Других тоже. Девочку на балу прошлой зимой. Судомойку в академии.

— У тебя рука дрожит, — прошептала она.

— От потрясения. Доктор сказал, это от потрясения. — Я осторожно склонился и поцеловал ее в уголок губ.

Виржини распахнула глаза, но подставила мне губы, и мы поцеловались вновь. Второй поцелуй получился медленным и нежным: мы коснулись друг друга лишь уголками губ.

— Виржини… — Я попробовал ее имя на вкус и улыбнулся: она приподняла голову, глаза ее были закрыты, а рот приоткрыт.

— Я никогда прежде… — Виржини умолкла. — Я первый раз…

Поверх белой ночной сорочки на ней был шелковый халат. Может, она хотела пораньше лечь спать. Или доктор велел ей не вставать с постели. Я понятия не имел, что она делает в комнате Шарлота, но это не имело значения. Она была прекрасна — остальное неважно.

— Еще, — прошептала Виржини.

Я запустил пальцы в густые длинные волосы и повернул ее голову к себе, чтобы поцеловать как положено. Она открыла рот, и я ощутил сладкое дыхание. Третий поцелуй был глубже, чем первые два, но столь же неторопливым. Виржини была как во сне, и ее дрему не нарушил даже поцелуй в шею. Моя рука скользнула ниже и сквозь шелковый халат погладила мягкую грудь. Я ждал, что она отстранится, закричит или хотя бы просто схватит меня за руку. Однако она лишь вздрогнула и прикусила нижнюю губу, когда мои пальцы сомкнулись вокруг ее груди. Так мы стояли секунду или две: под моими пальцами ее сосок стал твердым, как горошина.

— Я пойду, — прошептала она.

— Не сейчас.

Я развязал пояс на ее халате и стянул его с плеч, обнажая белоснежную сорочку с пуговицами-жемчужинами. Как только я взялся за первую, Виржини попятилась.

— Жан-Мари!

Я дрожащими пальцами потянулся за ней.

— Позволь…