Последний платеж

Через одну-две минуты в приемную-гостиную графа вошел действительно почти что его двойник — такого же высокого роста, такой же осанки и с немалыми чертами лица схожими с Дантесом Эдмоном.

Два Дантеса устремили взгляды один на другого — вот уже можно сказать! — скрестили их как два фехтовальщика свои остро отточенные шпаги.

Явным различием был только возраст: седина все более обозначалась в волосах и бакенбардах Эдмона, однако это и сближало встретившихся. У Жоржа-Шарля был уклон к белокурости и рыжеватости, у Эдмона с юности был южнофранцузский темный цвет волос, сейчас заметно уступивший место седине.

— Позвольте представиться вам, граф, — не громко, без эффектации или нажима произнес гость. — Мое имя Жорж-Шарль Дантес де Геккерен ван Баверваард.

— Но почему вы не добавили, что вы барон? — сразу в упор задал вопрос Эдмон, не считая нужным представиться в свою очередь. Жена Жоржа-Шарля наверняка передала мужу визитную карточку графа. Повторять ее текст было бы нелепо.

Гость медлил с ответом, видимо, не столь уже легким для него делом.

Наконец, он набрался решимости и ответил:

— Ни то, ни другое мое баронство я не могу считать достаточно обоснованным. Первое было куплено моим отцом за деньги, второе — было дано мне как бы взаймы для поддержания моего кавалергардского престижа в Санкт-Петербурге, в высшем обществе…

— Но в обоих случаях, насколько мне известно, вы пользовались этим титулом, не так ли? — стараясь удержаться от едкости, спросил Дантес.

Гость протестующе помахал рукой.

— Ваши сведения не вполне точны, господин граф… А кроме того, вот уже примерно сто лет, как мир охвачен некоей манией величия и самозванства. В России, где, насколько я понял, вы только что были, дело дошло даже до того, что простой казак объявил себя императором, во Франции — императором провозгласил себя артиллерийский поручик. Несколько ранее — адвокат из Арканзаса провозгласил себя верховным жрецом богини Разума и в качестве такового — главой государства! После этого никого уже нельзя било удивить: бульварный щеголь Мюрат попал в короли, десяток бывших унтер-офицеров стали маршалами и герцогами, дивизионные генералы почти все сделались графами, а бригадные — баронами.

— Ваш батюшка, насколько мне известно, был тыловым интендантом… — пока еще довольно ласково и мягко перебил Эдмон.

— Наполеон ценил и эту должность, — кивнул гость. — Она была выгодна обеим сторонам — и ему, и ее носителю.

— Кстати, — так же мягко продолжал Эдмон, — как будто и более отдаленный ваш предок заметно проявил себя на поприще интенданства… При короле Людовике XV во время требовавшей немало оружия войне, он был искусным и предприимчивым сталеваром в Богезах, умело использовал месторождения железной руды и, кажется, в конце концов заработал дворянское звание?

— Надо сказать, что очень ненадолго, — кивнул полусоглашаясь гость. — Он был еще жив, когда революция решительно и безжалостно отняла у него это эфемерное звание и снова превратила его просто в Дантеса.

— Просто в Дантеса? — приподнял брови Эдмон. — Вы, значит, не очень высоко цените это честное демократическое имя, имя, которым гордился целый ряд поколений добрых тружеников Франции… Имя, кстати, весьма редкостное и имеющее мало ответвлений… Между прочим, известны ли вам еще какие-нибудь семьи Франции, носящие такое имя?

Гость покачал головой.

— Слышал что-то о южной ветви, о моряках Средиземноморья… Но они будто бы ведут свой род от итальянского поэта Данте… Имя это — Дантесы — большая редкость во Франции, и, конечно, можно предполагать наличие хотя бы отдаленного родства между теми, кто его носит…

Эдмон кивнул…

— Во всяком случае, можно считать почти достоверным, что это имя принесено во Францию извне… Отсюда и его редкость, отсюда и вероятность того, что носящие это имя находятся между собою в родстве, хотя бы и отдаленном… А это в свою очередь налагает на людей с таким именем какие-то традиционные обязательства.

Лицо гостя оживилось, озарилось, это еще не был тот огонек жадности, который так ярко вспыхнул в глазах барона де Геккерена неделю тому назад, но для Эдмона уже стало ясно совершенно, что его план не был ошибочен.

Эдмон продолжал:

— Франция, ставшая доброй родиной для Дантесов, имеет ряд неплохих традиций. В частности, одна из таких традиций — это сохранение в роду, носящем одно и то же имя, тех накоплений и приобретений, каких посчастливилось добиться членам этого рода. Иными словами, устойчивая традиция, по которой владелец того или иного существенного состояния должен приложить все силы для отыскания таких родственников, которые имеют право места в завещании на наследство.

Лицо гостя все более оживлялось, прояснялось. Вместе с тем, все яснее становилось и то, что привело его в гостиницу «Судаграхт». Запах миллионов гульденов или франков, или гиней безразлично в какой валюте была бы обозначена его доля в завещании!

А Эдмон продолжал:

— Не удивительно, что и мне, носящему это редкое во Франции имя Дантес, сердце и разум подсказали, что я должен поискать людей, достойных участия в моем наследстве.