Последний побег

Титов — стройный мужчина с грудью гребца («гребать надо, гребать» — приговаривал он). Владислав пятый год работал начальником бюро управления отдела научной организации труда так называемого машиностроительного завода. Правда, он не знал, что такое генеральная совокупность, выборка и коэффициент корреляции, но давно и, добавим, удачно положил на всех свой пролетарский фаллос — в малиновой обертке, как он выражался. Он вообще выражался странно — иногда очень сильно, употребляя слова только тюркского происхождения. Да и в рисунке глаз что-то было… Он посмотрел на часы и кивнул Игорю на телефон.

— А что, никого нет? — раздался голос, похожий на женский. Пшеничникове пониманием посмотрел на начальника — и тот подмигнул подчиненному, укоротив богатырское дыхание.

— Если вы меня за человека не считаете…

— Дайте мне Титова!

«А Гагарина тебе не надо?» — подумал Игорь и ответил:

— Его нет на месте.

— Найдите!

— Я не секретарша, мадам, у меня оклад на двадцать рублей выше.

— Всего-то? Это звонит его теща!

— Я догадался. Что-то передать?

— Передайте ему привет, он знает, что это значит… Эй, постойте, как вы догадались?..

— Профессия такая — с кем только не приходится иметь дело, — отомстил Пшеничников за зарплату и сразу же положил трубку. — Она передает тебе привет… И что это значит?

— О-о-о! — обхватил Титов руками лысый череп. — Надежда Валентиновна, вы не знаете, почему утром может болеть голова?

Женщина подняла крупный подбородок, поправила дальнозоркие очки и посмотрела на рожу своего шефа, облагороженную страданием.

— Голова может болеть только в том случае, если она есть. Она может болеть оттого, что вчера вечером ты перекурил. Или на ночь забыл открыть форточку. Но я же не могу подумать, что она болит у тебя с похмелья…

— Ага, я сегодня встал — голова болит, и точно — думаю, с похмелья, а потом вспомнил, что не пил вчера! — рассмеялся Владислав Николаевич и очень скоро замолк, потому что смеялся он один — остальные улыбались. Сдержанно улыбались. Никто не поверил Титову. Да и с чего бы тогда теща звонила?

— И я сегодня плохо спала, — потянулась маленькая Фарида, — вчера к его матери ходили — смотрины устроил. Она мне и говорит: ты чего, царская невеста, такая короткая? Я ей ответила! А почему, говорю, у меня жених им-потенциальный? Что там было… Он: ой, мама, прости, мама, я за нее извиняюсь. А я ему: ты еще скажи ей, что я старая дева! И ушла. Плохо спала — всю ночь тараканов отгоняла…

— Эх, Фарида, выходила бы ты замуж за Володю!

— Ну куда ты, Владислав, со своим братом лезешь? Ему и козу-то в жены отдать будет жалко…

— Ну-у… — обиделся Титов. — Козу-то конечно…

— Что ты сказал? — дошло до Фариды. — Сейчас запущу дуроколом!

Но было поздно — отдел лежал на столах в припадке хохота, переходящего в гогот. А Панченко вообще прослезился — начальник бюро новой техники относился к подчиненной с ущербностью полководца. Дорожил и не жалел никогда, как Жуков, Георгий Константинович.

— Зато я хорошо спала, — улыбнулась полногубая и черноволосая Катерина. — Последнюю телеграмму от мужа получила — и на правый бок!

— Спиной к нему? — искренне поинтересовался Панченко.

— Какая разница — это его не остановит. Не это его останавливает, скажем так…

— Слушай, Катерина, а сколько тебе телеграмм надо, чтоб хорошо заснуть? А, Катериночка?

— С дюжину, пожалуй, надо будет, Степан Матвеевич, не меньше, а больше — так лучше.

— О-о-о! — не выдержал шестидесятилетний лев. — Игорь, а ты бы рискнул? А, Игорек? Есть у тебя такое здоровье — страсть такая?

— Года два назад, может быть, и рискнул, Степан Матвеевич. Или даже три…

— А сейчас — истаскался, что ли?

— Да… Возраст, Степан Матвеевич, гнетет, да и времени нету…

— Мерзавец, — покачал головой Панченко, повернувшись к Катерине, — каков мерзавец! Не мужик, а рекламация…

— Игорько-о! — прошептала та, сидевшая прямо напротив Пшеничникова. — Игорько-о-о…

Катерина встала и медленно пошла к нему. Она выставила руки вперед, тихо поднося ладони к замершей голове Пшеничникова, притронулась к мочкам ушей и начала нежно ласкать их пальчиками.

— Игорько-о! Какие у тебя ушки, Игорько, милый, какие ушки — я сейчас кончу…

И она со стоном, как на подушке, закинула голову — в аквариуме отдела стояли алмазные слезы оргазма. Народ хохотал до слез.

— А вы, Степан Матвеевич, вы бы попробовали? Рискнули — а? — повернулась Екатерина к начальнику бюро. — Договорились бы — по сдельно-премиальной…

— Как ты сказала — постельно? Постельно можно, да боюсь критики снизу, если постельно…

— А стоя, Степан Матвеевич, вы же металлург, столько трудных ночей у горячих доменных печей простояли, у доменных — признайтесь, в третью смену, как жене своей говорили, статистические справочники СССР показывали по праздникам — с миллионами тонн! Где она — первая в стране и мире установка непрерывной разливки стали? Где УН PC? Я тоже хочу испытать напор орудийного огня!