Последний поезд на Ки-Уэст

— Разумеется, я вас заметил. Иначе что я за профессионал? Не разглядеть хорошенькую девушку — это надо сильно постараться.

— А мне показалось, вам ничуть не интересно.

— Я не мешаю работу с удовольствием.

При слове «удовольствие» у меня внутри что-то сжимается.

— Никогда?

— Никогда.

— Какая скукотища, — поддразниваю его я.

— Что бы вы там ни говорили о моей работе, скучной ее едва ли назовешь, — смеется он.

Кольца на заветном пальце у него нет, но это может ничего не значить. Хотя я с трудом могу представить его в семейной обстановке, с супругой и домочадцами. В его лице и манерах слишком много жесткости.

— А подруга у вас имеется? — спрашиваю я, не в силах сдержать любопытство.

— Нет.

— Тогда вам, должно быть, бывает одиноко — мотаетесь один-одинешенек по стране, преступников ловите.

— Иногда.

— А тот человек, за которым вы прибыли сюда, — он опасный?

— Безусловно.

— А вам бывает страшно?

— Если все время бояться, тогда работать не получится. Конечно, опасность есть, но эти люди по большей части запугивают. Они хотят, чтобы их боялись, потому что страх — это власть. Фокус в том, чтобы воспринимать их как обычных людей, умалить их значимость, и тогда их угрозы и бахвальство потеряют вес.

— Вам это нравится — ловить.

— Да.

— Очень по-мужски.

— Можно подумать, у вас как-то иначе.

— У меня? Вообще-то я не гоняюсь за преступниками по стране.

Хотя, надо сказать, звучит заманчиво.

— Я видел, как вы играли с беднягой в поезде, забавлялись с ним, как кошка с мышкой.

— Как кошка? — фыркаю я.

— И вас это веселило. В вас говорил охотничий азарт. Пусть даже он подстегивался всего лишь нескромным взглядом в вырез платья…

— Вы что, совсем не имеете понятия о том, как надо разговаривать с леди?

— Я и не знал, что разговариваю с леди.

Сначала кошкой обозвал, теперь…

— Мне показалось, вы воображаете себя искательницей приключений, — добавляет он. — Это куда увлекательнее, чем быть леди.

— И много у вас знакомых леди?

— Если вы имеете в виду светских львиц, то ни одной.

— И я им сейчас не компания, — замечаю я. — Меня некоторым образом исключили из высшего общества.

— Вы слишком потрясли его устои?

— В каком-то смысле. Существуют правила, которые не следует обходить или нарушать.

— Тогда им же хуже. Готов поспорить, что вы вносили большое оживление в их скучную компанию.

Он бросает взгляд в окно и поворачивает на другую дорогу — шум океана усиливается.

— Долго еще? — спрашиваю я. Кругом кромешная тьма, судя по всему, в покосившихся домишках электричество отсутствует.

— Трудно сказать, — говорит Сэм. — На заправочной станции мне сказали ехать прямо.

Если моя репутация еще не окончательно погублена, то поездка с незнакомцем поздним вечером, вероятно, довершит дело.

И в то же время мне наплевать. Здесь нет осуждающих взглядов или перешептываний за спиной о том, как же низко пала моя семья, или разговоров о поруганной чести. Только свобода.

Если Фрэнк последовал за мной, ему не так-то просто будет меня отыскать.

Я глубоко вдыхаю океанский воздух.

— Приехали, — говорит Сэм, въезжая на стоянку.

В темноте не понять, оправдывает ли гостиница «Восход» свое название и гарантирует ли потрясающий вид на океан, но она довольно чистая внутри и не слишком дорогая для моего тощего кошелька. Деньги, которые я сэкономила на железнодорожном билете, отправившись с Сэмом, мне очень пригодятся.

Я так давно прозябаю в нищете — на протяжении шести лет после Великого краха, когда все пошло наперекосяк, — что совсем забыла, каково это — не переживать из-за подобных пустяков и, не моргнув глазом, останавливаться в самых шикарных отелях. Удивительно, насколько стремительно все может измениться. Жизнь движется по одной траектории, и вдруг практически без предупреждения ты оказываешься на совершенно другой, абсолютно неготовая к грядущим переменам.

Припарковав автомобиль, Сэм направляется в гостиницу, а я иду следом и тащу саквояж.

— Позвольте вам помочь, — предлагает он.

— Я сама.

Что-что, а саквояж донести я могу.

Его губы кривятся в насмешливой улыбке, но он решает не препираться.

Нас встречает мужчина, который представляется как Мэтью, и выдает нам два номера по соседству, а кроме того, предлагает принести из кухни легкий ужин.

Кусок пирога и чашка кофе в закусочной «У Руби» вряд ли можно назвать едой, но я говорю, что не голодна, ссылаясь на страшную усталость. Деньги надо экономить, а к томительной пустоте в желудке я уже привыкла.

Тело слушается с трудом, когда я поднимаюсь по лестнице в номер, — часы, проведенные в поезде, потом на пароме, потом в машине, берут свое. В коридоре мы прощаемся, я отправляюсь к себе и закрываю дверь. Комната маленькая и скудно меблированная, но довольно чистая, а перегородки точно бумажные — из номера Сэма слышен каждый звук, и я представляю себе, как он так же открывает саквояж, достает пижаму и стягивает пыльную дорожную одежду.

Покончив с делами, я падаю на прохладные хрустящие простыни — жужжание вентилятора под потолком смешивается с шумом волн за окнами гостиницы.