С тех пор как на Пенсильванском вокзале я села в поезд, которому предстояло проехать почти две тысячи километров, за окном по большей части мелькали унылые безымянные городки и ничем не примечательные виды. Наконец пейзаж изменился. Коричневое и серое стало бирюзовым и сапфировым, и дорога мистера Флаглера начала оправдывать свою хваленую репутацию. Когда-то Флаглер с моим дедом были друзьями — ну, если точнее, добрыми знакомыми. Как бы ни мечтала моя матушка о другом, но таких денег, как у «Стандарт ойл», у нас даже в лучшие дни не было. Фамилия Престон, пожалуй, кое-что значит в этой стране, но если ты — седьмая вода на киселе, тогда участие в семейных сборищах, которые случаются раз в несколько лет — свадьбах и похоронах, — это максимум, на что можно рассчитывать.
Мы со Студентиком играем в эту игру по меньшей мере пять штатов. Он учится в каком-то мудреном университете в Коннектикуте и едет домой на каникулы, а мне, прямо скажем, очень не по себе при мысли, что путешествие вот-вот закончится.
Мы начали флиртовать, когда поезд отошел от вокзала в Нью-Йорке, — при виде его широких плеч и элегантного костюма мысль о долгой дороге уже не казалась настолько устрашающей. Мы обменялись любезностями, вступив в известную игру — нашли общих знакомых, его приятелей по колледжу, которых я знала тысячу лет. В вагоне, вопреки ожиданиям, многолюдно, вероятно из-за того, что это выходные перед Днем труда и железнодорожная компания объявила о заманчивой скидке, но нас как магнитом потянуло друг к другу — не успел поезд тронуться, а мы уже вместе курили и потягивали виски из фляжки.
В Ки-Ларго я позволила его взгляду проникнуть чуть глубже в вырез моего платья — оно уже несколько сезонов как вышло из моды, и такого старья в моем шкафу полным-полно.
Кто-нибудь скажет, что мне не следует привлекать к себе внимание, но меня чужое мнение всегда волновало мало, и в этом, пожалуй, одна из моих проблем. На мне красное платье в тон волосам и помаде, и этот цвет приковывает взгляды всех мужчин в вагоне — кроме одного.
Мужчины в сером костюме.
Я заметила его, когда он сел на поезд в Майами и без лишней суеты занял сиденье напротив меня. Я продолжила наблюдать за ним, потому что он упорно
В отличие от прочих пассажиров, которые по мере приближения к Ки-Уэст принялись глазеть в окна, восторгаясь видами величественного Атлантического океана с одной стороны и равно ошеломляющего Мексиканского залива — с другой, он оставался полностью погруженным в чтение, точно окружающие красоты его ничуть не интересуют.
— Вы видели? — спрашивает взволнованный Студентик. — Там внизу рыбы!
У мужчины в сером костюме кривится уголок рта.
— Мило, — с растяжкой говорю я, не удостаивая вниманием косяк рыбешек, проплывающий в каких-нибудь пяти метрах под нами, и продолжая смотреть на мужчину, сидящего напротив. С тех пор как он сел в поезд, эта полуулыбка — первое подобие человеческого чувства, которое мне удалось увидеть на его лице. И тем не менее…
Он не поднимает взгляда от газеты.
— Пойду проверю, может, в тамбуре обзор лучше, — объявляет Студентик.
Я отпускаю его небрежным взмахом руки, он — легкая добыча. Теперь мое внимание полностью приковано к мужчине в сером костюме, искушение слишком велико, чтобы его игнорировать. Путешествие почти подошло к концу. Он должен поднять глаза.
Я наклоняюсь и легко толкаю книгу, лежащую у меня на коленях — я и не думаю скрывать свои намерения.
Книга со стуком падает на пол.
Какой-то звук, очень похожий на вздох, слышится со стороны мужчины в сером костюме.
Я жду.
Он шевелится и, распрямляя крупное тело, наклоняется, чтобы поднять оброненную мной книгу. Я перемещаюсь на сиденье и подаюсь вперед точно в тот момент, когда он начинает выпрямляться, — я отлично знаю, что сейчас впечатляющее декольте моего плотно облегающего платья окажется прямо на линии его взгляда.
Он издает звук — нечто среднее между резким вдохом и бормотаньем, и я усмехаюсь.
Серый Костюм молча протягивает мне роман Патриции Вентворт.
У него глаза красивого темно-карего цвета и коротко подстриженные светлые волосы, местами каштановые и, пожалуй, чуть стального оттенка. Ему, должно быть, не меньше тридцати. Красавцем его не назовешь, но у него военная выправка и ровная квадратная челюсть.
— Я ждала, когда вы меня заметите, — с придыханием говорю я, хлопая ресницами и пытаясь придать щекам соответствующий румянец — увы, теряю навыки. Эта Депрессия катком проехалась по моей светской жизни, и сноровка у меня уже не та, как в ту пору, когда мужчины роились вокруг и угождали мне во всем.
Серый Костюм не отвечает, но слегка выпрямляется на сиденье и упирается в меня взглядом.
— Вы меня не заметили? — спрашиваю я.
У него дергаются губы.
— Конечно, заметил.
Еще один взмах ресниц.
— И что именно вы заметили?
— Что от вас могут быть неприятности, — фыркает он.