Последний поезд на Лондон

Палец Хелен приподнялся и легонько стукнул по руке мужа. Труус и не заметила бы этого жеста, если бы Норман не встал и не предложил Йоопу выйти покурить, сказав:

– Как говорит Хелен, без нас дамам удается сделать несравненно больше.

Они вышли и минуту спустя были на террасе, где сели за очаровательный стол художественной ковки, изысканный орнамент которой выделялся на фоне голых веток, устало пожухшей травы и по-зимнему бурых клумб – Блумсбери в это время года был отнюдь не в цвету.

– Тридцать первый ребенок – малышка без документов, – объяснила Труус. – Ее мать – одна из тех женщин, что передали нам этих тридцать сирот в Германии.

– Понимаю, – сказала Хелен. – И вы… думали о том, чтобы удочерить девочку?

Поглядев в окно, Труус увидела, как Норман протянул Йоопу сигарету, от которой тот, к ее большому удивлению, не отказался.

– Я собиралась вернуться в Германию за матерью девочки, – начала Труус, – но Йооп считает – и он прав, – что, если бы мама Адель могла уехать, она бы уехала. И еще, что если мы оставим девочку, то выбор будет дьявольски трудным, как сказал ваш муж: либо я спасаю еще детей, либо становлюсь матерью для этой малышки, но тогда у меня не будет права рисковать, чтобы не оставить ее сиротой во второй раз. К тому же у нее есть мать.

– Которая любит ее так, что нашла в себе силы с ней расстаться, – продолжила Хелен.

И положила ладонь на руку Труус – жест был исполнен такого понимания, что Труус даже удивилась: как ей не пришло в голову так же тепло коснуться матери Адель, попытаться понять.

Труус встала, подошла к окну и стала смотреть на Нормана и Йоопа. Те курили и вели какой-то легкий разговор. Повернувшись к ним спиной, она увидела на столе у Хелен, поверх груды бумаг, стеклянную полусферу с «чертовым колесом», будкой для продажи билетов и снеговиком. Она подняла стеклянный шар и перевернула, вызвав снежную бурю внутри.

– Извините, – произнесла она, вдруг осознав, что без разрешения взяла чужую вещь.

– У меня сорок три таких в нашем доме в Кенте, многие из Вены, с той самой фабрики стеклянных шаров, как этот, – ответила Хелен. – Они моя мания.

– И все же только этот шар вы держите здесь, в этом кабинете, – заметила Труус.

Хелен печально улыбнулась, словно признавая за этим шаром особое значение, хотя в чем оно состоит, Труус могла лишь гадать.

– У моей матери был самый первый шар, с Эйфелевой башней внутри. Из Парижа – тысяча восемьсот восемьдесят девятого года выпуска. Отец очень не любил, когда мы, дети, его трогали, но мама иногда разрешала мне брать его в руки, а я всегда хихикала в таких случаях и обещала никому не говорить. – (Снова печальная улыбка.) – Труус, я знаю, что это не мое дело, но… У вас сейчас такой вид, какой был у меня, когда… в общем, у меня нет детей, но…

Труус приложила к губам рубин, а вторую руку, со все еще зажатым в ней снежным шаром, поднесла к животу и только тут призналась себе: да, Хелен права, она опять беременна. А может быть, она уже знала об этом раньше или хотя бы подозревала? Достало бы у нее сил пережить это в одиночку, никому не рассказывая? Амстердам ведь такой маленький город, куда меньше, чем кажется, и даже самые надежные друзья могут нечаянно сказать что-нибудь лишнее, и новость дойдет до Йоопа.

– Но тогда оставлять эту немецкую девочку у себя, Труус… – мягко сказала Хелен. – Мне кажется, дьявольски сложный выбор для вас уже совсем не так сложен.

Услышав свое имя, произнесенное с такой нежностью, Труус невольно прослезилась. До чего же это приятно, когда к тебе обращаются с такой теплотой, лаской. Свое имя и эта свербящая мысль, от которой стараешься избавиться: девочка растет одна. Рядом с ней нет матери, которая кормит, купает, читает на ночь сказку, поет колыбельную.

– Я никогда… – Труус прижала платок к глазам. – О Хелен, я не могу сказать об этом Йоопу, понимаете? Он не перенесет потери еще одного ребенка.

Хелен Бентвич встала, подошла к ней и вновь положила ладонь ей на руку, пока снаружи Йооп стряхивал с сигареты столбик пепла.

– Поверьте мне, я знаю, как это больно – терять детей.

Голос Йоопа, точнее, его смех донесся через закрытое окно.

– Йооп хочет, чтобы мы взяли Адель, – сказала Труус.

Женщины смотрели, как их мужья, загасив сигареты, встали из-за стола и двинулись назад.

– Я найду малышке Адель надежный кров, – произнесла Хелен. – Я обещаю.

– Мне кажется, Йооп хочет оставить ее не потому, что заботится о ее безопасности, – ответила Труус.

Врата ада