Последний полет «Ангела»

«Дорогой мой капитан! Где ты, откликнись! Пишу и не знаю, найдет ли тебя мое письмо. Но верю, что ты его получишь, потому что, не может быть, чтобы жизнь была устроена так несправедливо: если два человека любят друг друга, их нельзя разлучать надолго. Я живу только надеждой на встречу с тобой. Я тебя взяла в плен, и ты принадлежишь только мне. Это, конечно, шутка, но мне хотелось бы надеяться, что твои чувства ко мне остались прежними.

А мои испытывать не надо. — я в них уверена так же крепко, как и в том, что за окнами нашего дома — Берлин, и руины его уже не дымятся. Вместе с другими берлинцами вчера ходила разбирать развалины, было холодно, камни попадались с острыми краями, но твоя Ирма старалась изо всех сил.

Мама ворчит: к чему, этот энтузиазм. И еще вчера сказала с недоумением: странные эти русские, вначале все разрушили, а теперь помогают восстанавливать. Ваши солдаты работали на разборке развалин вместе с нами. Потом приехала кухня, и всех кормили бесплатным супом.

Я глотала этот суп, и было мне и радостно, и стыдно. Жизнь возвращается в мой бедный город, и этому можно только радоваться. Но как вспомню все, что ты рассказывал о зверствах на вашей земле, становится очень больно. Потому я и сказала маме: вот Гитлер столкнул наш народ в бездну, а русские помогают нам выбраться. Мама не стала по своему обыкновению спорить, кажется, она тоже что-то начинает понимать. Но она мне сказала странные слова: «Ирма, забудь капитана. Достаточно и того, что мы спасли его, а он — нас». Нет, я никогда тебя не забуду, даже если это будет на горе мне.

Мой любимый, прошло уже два месяца, как мы расстались. Я считаю каждый день, хотя и понимаю — все напрасно, надеяться мне не на что. Кто я такая? Дочь эсэсовца, немка, принадлежу к народу, который принес столько горя другим народам, особенно вашему.

Я ни на что не рассчитываю, сейчас хочу только выжить, встать на ноги и хотя бы знать, что ты жив и с тобой ничего не случилось.

На днях приходил сержант Орлик, он нас не забывает. Принес консервы и еще кое-какую еду. Мама очень радовалась, с продуктами плохо. Она поила сержанта чаем и называла «господином унтер-офицером». Я спросила Орлика, почему ты мне не пишешь. Он ответил, что ты человек надежный, с тобою в любом бою не страшно. Какое это имеет отношение к тому, что ты молчишь, исчез, будто и не было никогда тебя? А может, тебя и не было, и я придумала тебя?

Нет, ты был и есть! Тогда откликнись, даже если и не любишь все равно напиши всего два слова: «Я жив!» Всего два этих слова — их мне будет достаточно для счастья.

Навсегда твоя Ирма.