Последний полет «Ангела»

Алексей готов был расцеловать полковника. Это ведь не след — это тропа и к прошлому, и к событиям в Таврийске. Значит, Цыркин и Зинаида Кохан не просто были знакомыми. Раз она так часто бывала у него, значит, их связывало нечто большее, чем простенькое знакомство.

— Экспертиза подтвердила, что письма, изъятые у убитой Кохан, написаны Цыркиным, — полковник проговорил это внешне невозмутимо, а глаза у него смеялись: какой подарочек молоденькому лейтенанту!

— Значит… — воскликнул с энтузиазмом Алексей, но полковник остановил его жестом руки:

— Кое-что, конечно, значит этот факт, однако что именно — зависит от многих других обстоятельств. В переписке, как вы понимаете, криминала нет.

— В письмах этого типа имеется немало туманных фраз, намеков, которые еще нуждаются в толковании.

— Допустим… Но я бы вам вот что посоветовал… Впрочем, — тактично сказал полковник, — вы и сами это сделаете, не сомневаюсь. Так вот, много значит, опознает ли Цыркина мать Зинаиды Кохан, подтвердит ли она, что это тот человек, который приезжал к ее дочери, в том числе и в дни, предшествовавшие убийству. И я бы обязательно походил с его фотографией по соседям Зинаиды там, где она жила, — не видели ли они его? Может быть, во время своих отлучек из нашего города он именно к ней и наведывался?

Да конечно, это надо будет обязательно сделать, думал, слушая полковника, Алексей. Вот как поворачивается дело, если, его анализирует опытный, человек! А он, мальчишка, совсем было скис, уже начал думать, не напраслину ли возводят на ни в чем не повинного человека, к тому же ветерана войны?

— И еще какие у вас вопросы, лейтенант? — спросил Касимов.

Во время всего разговора капитан Шамшин и старший лейтенант Федан скромно сидели у стены, вдоль которой был выставлен ряд стульев, очевидно, на случай заседаний. Они молча, с явным одобрением слушали своего начальника. Когда Алексей спросил, что собой представляет Цыркин сегодня, Касимов сказал:

— Об этом лучше всего, пожалуй, известно Шамшину и Федану.

— Человек это замкнутый, — включился в разговор капитан Шамшин. — На работе характеризуется положительно, но и работа-то у него такая, что отрицательную характеристику на ней получить трудно. В десять вечера заступает на дежурство у своего магазина, в шесть утра уходит. Выборочные проверки показали, что всегда в положенные часы на дежурстве, если же отлучается, то по вполне убедительным причинам. Попыток ограбления магазина за все годы не было, да у нас такое и не водится.

— А растрата? — подсказал товарищу Федан.

— Была несколько лет назад странная растрата у завмага по фамилии Курилкин. На сумму в пятнадцать тысяч сто двадцать один рубль. При обыске у него дома нашли какое-то количество дефицитного товара. Стоял на своем: не брал, ничего не знаю, мне это подбросили. Недостачу объяснил так: магазин работает без кассира, деньги получает у покупателей завмаг и еще один продавец, складывают в течение дня в железный ящик, вечером подсчитывают выручку и сдают. Поскольку в течение многих лет все сходилось копейка в копейку, сумму выручки со стоимостью товара, реализованного за день, не сверяли… Объяснения хлипкие, растрата реальная и крупная — Курилкин получил серьезный срок, вышел по амнистии и первым делом бросился к Цыркину. Ходили слухи, объяснения между ними завершились жестокой дракой, однако ни тот, ни другой в милицию не обращались. Вот какое дело было с растратой… А теперь ты, Слава, расскажи о собаках, — передал капитан слово своему товарищу.

Федан продолжил его рассказ:

— Этот тип, как уже говорили, живет одиноко, новых людей терпеть не может. И есть у него одна жестокая странность. Цыркин держит злющих собак, обычно они у него бегают на цепи по проволоке. Побоями и издевательствами доводит своих псов до такой степени злости, что те становятся бешеными. И вот когда собака входит в силу, матереет, он принимается за нее всерьез. Соседи не раз видели, как Цыркин с безопасного для себя расстояния заостренным длинным штырем колол своих псов так, что кровью все вокруг заливало. Представляете? Пес на толстенной железной цепи, податься ему некуда, рвется, поднимается на лапы, хрипит, стервенеет, а Цыркин шпыняет его, калечит, избивает. Палачество…

— Оно и есть, — подтвердил Шамшин.

— …Дождется Цыркин, пока пес поднимется на ноги, и опять за свое. Какое-то наслаждение находит в этих издевательствах над собаками. У соседей глаза от ужаса округляются. Однажды даже милицию вызвали, а Цыркин заявил, что пес на него набросился, он и защищался.

— Садист, он и остается садистом, сколько бы лет не прошло, — с брезгливостью заметил полковник Касимов.

Алексей вспомнил показания свидетелей о жестоких расправах, которые учинял Ангел смерти над беззащитными, беспомощными людьми. Тот очень любил добивать полуживых, сатанел при виде крови, на массовых расстрелах стрелял из автомата в груду тел до тех пор, пока не пустел диск.