Последний полёт «Прогресса»

Палач замахнулся, и опустил дубину на череп жертвы. Голова девушки взорвалась, точно спелый арбуз. Во все стороны полетели капли крови и куски мозга. Толпа разродилась восторженным воплем. Обаха с силой вцепилась ногтями в мою ладонь, так сильно, что и я непроизвольно вскрикнул. Вождь, истолковав это не совсем правильно, одобрительно похлопал меня по спине. Туземка еще не успела свалиться на землю, а к ней уже бежали другие женщины племени, вооруженные костяными и каменными ножами.

Угли разметали по площадке, слишком сильное пламя затушили. Уже разделанную тушу вздели на вертела, и разместили над жаром. В этот момент я понял, что вряд ли еще когда-то смогу есть шашлык.

— Командир, я не знаю, как вы, но я это есть не собираюсь, — тихим, но уже совершенно трезвым голосом произнесла Жаклин.

— Ты что, думаешь, я это есть собираюсь? — удивился я. — Кампута, долбанный извращенец, а ну пойди сюда, — поманил я переводчика. — Значит, слушай сюда… нам, нам, богам, вашу, человеческую пищу есть западло. Мы питаемся только божественной, небесной пищей, понял?

Или я умудрился так ярко изобразить божественную пищу, или в его памяти была свежа битва за плитку шоколада… а, может, и самому проводнику перепал кусочек? Но он меня понял. И принялся переводить вождю. Мамбупа встретил это известие слегка озадаченно, но, поняв, что ему же больше достанется, понимающе улыбнулся и махнул рукой.

— Так, где мы ляжем спать? — поинтересовался я у аборигена, сложив ладони вместе, и приложив их к щеке.

Уже по отработанному алгоритму он передал мой вопрос предводителю племени, а тот, не отрывая голодного взгляда от барбекю из человечины, указал на лучший из шатров, укрытых шкурами. Проводив девушку, и изъяв у нее плитку шоколада, ухватив Кампуту за руку, я вернулся на площадку. Без труда, по свежим боевым отметинам, отыскал в толпе охранников святыни общины в виде упавшего «Шестопера», и выдернул их тоже.

То, что мне предстояло объяснить туземцу, да еще так, чтобы он правильно перевел своим товарищам, аналогов в невербальном общении за сегодняшний день не имело. Разделив плитку на три равные части, я вручил каждому по доле. Дикари вцепились в угощение с такой жадностью, что я думал — совсем без рук останусь.

— Значит так, друзья мои, первобытные каннибалы-извращенцы, слушайте меня внимательно… — тщательно выбирая жесты под слова, начал я. — Мы с Жаклин идем спать. Нас не будить. Самим не заходить. Всю ночь стоять, караулить. Если никого не пропустите — утром получите еще. Все ясно?

Первобытные каннибалы-извращенцы сметали шоколад с завидной скоростью. И, все так же — не снимая обертки. Признаться, я догадывался, что они именно так и поступят, просто не стал доставать его из упаковки, ведомый каким-то не менее извращенным чувством юмора. Капмута, закончив облизывать пальцы, медленно, доходчиво, и, кажется, даже не один раз объяснил войнам, что от них требовалось. Такая высокая награда за столь малую службу показалась им настоящим подарком богов, и они наперебой затараторили, активно махая руками. Один из них изобразил даже что ломает шею невидимому противнику. А переводчик рубанул руками воздух — типа, заметано. Вот теперь можно отправляться на боковую с уверенностью больше, чем ноль процентов, что нам ночью не перережут глотки.

Я вернулся в шатер. Первое, что я почувствовал в темноте — ствол дерринджера, упершегося мне в лоб. И уж потом — приятную округлость бедер флот-лейтенанта.

— Я уже начала беспокоиться, — сообщила она, и, надув губки, прогнувшись, выставив вперед свою грудь, добавила: — Что будем делать?

— Спать, — ответил я, укладываясь на мягкую шкуру.

— Как?

— Чутко.

Ночь прошла на удивление спокойно. Нет, пару раз я просыпался от криков снаружи и топота множества ног, но нас никто не потревожил. Проснувшись, первое, что я увидел — кость, явно человеческая… вернее — аборигенская, со следами от зубов. Похоже, вождь любит погрызть что-нибудь этакое перед сном. Еще повезло, что кость лежит рядом со мной, а не с Жаклин… вот крику было бы!

Перевернувшись на другой бок, я увидел и саму девушку. Флот-лейтенант наводила утренний марафет, поставив косметичку на череп. Удивительно, как спокойно она к этому отнеслась! Или начинает осваиваться?

— Интересно, откуда у тебя это? — спросил я.

— Что? — Обаха испуганно обернулась. — А, косметичка? Да так, в карманах завалялась…

— Что у тебя еще там завалялось?

— Хлам всякий, — отмахнулась девушка. — Когда уходим?

— Скоро, — заверил я, доставая из кармана брикет с пайком.

Вскрыв банку с консервированной ветчиной, я нарезал ее приличными кусками, которые вложил между ломтей хлеба, достал банку каши, вылил в нее содержимое пакетика с кетчупом, и, завивая водой из фляги, наскоро позавтракал. Безвкусно. Хотя и надпись на упаковке заверяла, что все очень питательно. Но я себя смог в этом убедить, лишь пару раз перечитав этикетки на банках. Жаклин смотрела на мою утреннюю трапезу с плохо скрываемыми приступами тошноты.

— Что ж так голова-то болит? — пожаловалась она. — У вас вода еще осталась?