Последний полицейский

Без толку рассказывать Макгалли о хлопнувшей двери в доме на Боу-Бог-роуд. Он скажет, что у меня галлюцинации или что мне явился призрак, а я знаю, что в своем уме и это был не призрак. Кто-то хотел помешать мне найти таблетки, и это был не Туссен, потому что он мертв и лежит в морге.

Гудини обнюхивает стол Андреаса и устраивается вздремнуть под ним. У меня звонит мобильный.

– Алло, детектив Пэлас?

Это Наоми Эддс, она встревожена, и голос звучит неуверенно, по-детски.

– Да, это я. Привет.

Ловлю взгляд Макгалли и встаю из-за стола, отхожу к окну.

– Что случилось?

– Просто я… – В трубке треск помех, и сердце у меня замирает от страха, что связь пропала.

– Мисс Эддс?

– Я здесь. Просто я… Я подумала, что могу вам помочь в вашем расследовании.

2

– Добрый вечер, – здоровается она, и я отвечаю на приветствие, а потом мы секунду-другую стоим, уставившись друг на друга.

Наоми Эддс в ярком красном платье с цепочкой черных пуговиц на груди. Я наверняка выгляжу ужасно. Теперь жалею, что не переоделся, не сменил серый рабочий пиджак с синим галстуком на что-нибудь более приличествующее ужину с дамой. Но, по правде сказать, у меня все пиджаки серые, а все галстуки синие.

Эддс живет в районе Конкордского холма, к югу от дороги в аэропорт. Это новый квартал, где все улицы носят названия фруктов. Астероид остановил строительство на полдороге. Эддс живет на Ананасной, а все, что западнее Киви, осталось недостроенным: деревянные каркасы, похожие на выкопанные из земли скелеты динозавров, не докрытые черепицей крыши, разоренные вандалами помещения, новенькие кухоньки, откуда ободрали всю медь и латунь.

– Зайти не приглашаю, – говорит Наоми и выходит на крыльцо, накинув курточку на руку и нахлобучивая шляпку на лысую голову. Этой шляпы я на ней еще не видел: девичий вариант мужского фетра. – У меня беспорядок. Куда поедем?

– Вы сказали… – Она направляется к моей машине. Я иду следом, подскальзываясь на черном льду дорожки. – Вы сказали, что у вас есть относящаяся к делу информация. Относительно смерти Питера.

– Есть, – кивает она. – То есть я так думаю. Не информация – просто одна мысль. Что у вас с лицом?

– Долго рассказывать.

– Болит?

– Нет.

– Это хорошо.

Поврежденный глаз и вправду не беспокоил меня весь день, но стоило мне сказать «нет», как правую сторону лица пронзает острая боль, расходящаяся от глазницы. Словно в наказание за вранье. Я моргаю здоровым глазом, пережидаю приступ тошноты и обнаруживаю, что Наоми стоит у машины, как было принято в старые времена, ожидая, когда я открою ей дверцу. И я открываю, а к тому времени, как, обойдя машину, сажусь за руль, она уже тянется к встроенному компьютеру.

– Так что за мысль?

– Как он работает?

– Это просто компьютер. Можно отследить перемещения любого сотрудника полиции в конкретный момент.

– А что означает «НС»?

– Начальник смены. Что у вас за идея?

– Может, это вздор…

– Понятно…

Она смотрит за окно или на свое призрачное отражение в стекле.

– Нельзя ли обсудить это за ужином?

Эддс с ходу накладывает вето на «Сомерсет», так что нам остается выбирать из баров и пиратских фастфудов или ехать в «Панера». Я слыхал, что в Бостоне еще работает приличный ресторан, владелец которого откупился от контроля цен, и там до сих пор в ходу белые скатерти и прочее. Только вот, судя по рассказам, это удовольствие будет стоить всех денег, что у меня остались.

Поэтому мы с Наоми выбираем закусочную мистера Чоу и разглядываем друг друга поверх чашек с жасминовым чаем на крытом сальным пластиком столике.

– Как дела?

– Что?

– Извиняюсь. Как там говорится на жаргоне копов? – Она дразнит меня усмешкой. – На какой стадии расследование?

– Ну мы задержали подозреваемого.

– Правда? И как все прошло?

– Нормально.

Я мог бы рассказать ей больше, но не стану. Подозреваемый напал на меня, вооружившись моделью городской ратуши. Подозреваемый торговал наркотиками и либо снабжал ими потерпевшего, либо получал от него товар. Подозреваемый мертв. Мисс Эддс, кажется, и не хочет подробностей, тем более что нам подают заказ: привозят на тележке булочки, соусы, цыпленка с кешью. За окном вспыхивают розовым неоновые буквы «Чоу! Чоу!».

– Так что вы хотели мне сообщить?

– Знаете что?

– Что?

Так я и знал – она будет тянуть, откладывать, уклоняться. Мне почему-то кажется, что я уже хорошо ее знаю.

– Давайте еще часок.

– Часок?

– Хэнк, прошу тебя. Я действительно…

Она смотрит на меня чистыми, искренними глазами, на лице ни следа дразнящей усмешки. Мне все это страшно нравится: чистые глаза, бледные щеки, симметрия выбритой головы.

– Да, я звонила, хотела вам кое-что рассказать. Но, говоря по правде, я еще подумала, как хорошо бы просто поужинать с живым человеком. Понимаешь?

– Конечно.

– Понимаешь? Просто поговорить. Поужинать без разговоров о смерти.

– Конечно, – повторяю я.

– Насколько такое еще возможно. Хотелось бы попробовать.

– Конечно.

Она поднимает руку с тонким бледным запястьем, отстегивает серебряную пряжку ремешка и кладет часы на стол между нами.

– Один час нормальной жизни, договорились?

Я протягиваю руку и на мгновение накрываю ее ладонь.

– Договорились.