Последний полицейский

Я размахиваю руками, машу обеими руками над головой, потому что увидел знакомое лицо. Та крепкая резервистка, которая охраняла камеру в мой прошлый визит к Дереку. Женщина в камуфляже, невозмутимо ожидавшая в коридоре, пока я пытался добиться от него толка.

– Эй, – зову я, – мне нужно повидать арестованного. Она шагает прямо к нам. Я наполовину высунулся из машины, припаркованной у проходной наискось, как попало, с работающим мотором.

– Простите? Здравствуйте. Мне нужно еще раз повидать заключенного. Извините, я без предупреждения. Это срочно. Я полицейский.

– Какого заключенного?

– Я детектив… – Я сбиваюсь на полуслове. – Что вы сказали?

Она наверняка знала, что я подъехал. Увидела машину на мониторе или еще где и вышла к воротам. От этой мысли почему-то становится холодно.

– Я сказала: какого заключенного?

Я молчу, переводя взгляд с резервистки на часового. Оба уставились на меня, оба касаются прикладов автоматов, которые висят у них на груди. «Что здесь творится?» – вот о чем я думаю. Нико здесь нет. Здесь не слышно ни сирен, ни тревожных криков. Только далекий треск винта: где-то на обширной территории садится или взлетает вертолет.

– Мужчина. Арестованный. Здесь был парень с дурацкими дредами, он был там… – я машу рукой в направлении гауптвахты. – В камере.

– Не знаю, о ком вы говорите, – отвечает часовой.

– Да, но вы-то знаете? – Я непонимающе смотрю на резервистку. – Вы там были.

Солдат, не сводя с меня глаз, медленно поднимает оружие. Его напарник у ворот – тоже, теперь двое целят в меня из автоматов, от живота прямо мне в грудь. И неважно, что я коп, а они американские солдаты, и всем нам положено поддерживать мир и порядок. Ничто на свете не помешает им пристрелить меня.

– Здесь не было никаких молодых людей.

* * *

Едва я возвращаюсь в машину, звонит телефон, и я перегибаюсь к заднему сиденью, отчаянно нашаривая трубку.

– Нико? Алло?

– Эй, спокойней. Это Калверсон.

– О… – выдыхаю я. – Детектив…

– Слушай, ты, кажется, упоминал некую Наоми Эддс. По делу о повешенном?

Сердце у меня дергается и бьется в груди, как рыба на крючке.

– Да?

– Ее только что нашла Макконнелл в здании Уотервест. В страховом бюро.

– Что значит «Макконнелл нашла»?

– Я хочу сказать, она умерла. Заедешь посмотреть?

Часть четвертая Скоро придется

Среда, 28 марта

Прямое восхождение 19 12 57.9

Склонение –34 40 37

Элонгация 83.7

Дельта 2.999 а. е.

1

Максимум, на что я способен сейчас, в узкой тесной кладовке с низким кафельным потолком и тремя рядами стальных шкафов, – сконцентрироваться на фактах. Это, что ни говори, и подобает младшему следователю, из вежливости вызванному на место преступления старшим коллегой.

Это не мое убийство – это убийство детектива Калверсона, поэтому я стою у самой двери полутемной комнатушки, чтобы не путаться под ногами у констебля Макконнелл. Она была моим свидетелем, но этот труп вне моей компетенции.

Итак. Потерпевшая – женщина европейской наружности от двадцати до тридцати лет, одета в зауженную коричневую шерстяную юбку, светло-коричневые балетки, черные чулки и накрахмаленную белую блузу с засученными рукавами. Множество особых примет: запястье обвивает татуировка розы в стиле арт-деко; на ушах многочисленные проколы, маленькая золотая кнопка в ноздре; голова выбрита. Легкий бронзовый пушок только начал отрастать. Тело в северо-восточном углу помещения. Признаков сексуального насилия нет, и вообще нет следов насилия, кроме пулевой раны, несомненно ставшей причиной смерти.

Единственная пулевая рана – на лбу, рваная дыра чуть правее и выше левого глаза потерпевшей.

– Ну хоть не самоповешение, – замечает объявившийся за моим плечом Денни Дотсет и хихикает. Усатый, с широкой ухмылкой, с кофе в бумажном стаканчике. – Бодрит, верно?

– Привет, Денни, – оборачивается Калверсон. – Заходи.

Дотсет обходит меня, в комнатушке становится тесно, от него пахнет кофе, от Калверсона трубочным табаком, в тусклых солнечных лучах плавают волокна ковра. У меня сводит живот и тошнота подступает к горлу.

Сосредоточься, детектив Пэлас! Спокойней.

Комната: узкий прямоугольник шесть на десять футов, без обстановки. Никакой мебели, кроме стальных шкафов для папок в три ярда. Свет немного мерцает – две длинные параллельные флуоресцентные трубки на пыльных подвесах. Потерпевшая привалилась к одному из шкафов – тому, который приоткрыт, – и умерла, стоя на коленях, запрокинув голову, открыв глаза. Предполагается, что она смотрела на убийцу, возможно, молила о пощаде.

Это я сделал. Подробности неизвестны, но это моя вина.

Спокойно, Пэлас. Сосредоточься.

Калверсон что-то тихо говорит Дотсету, тот кивает и хихикает. Макконнелл пишет в блокноте.