Последний полустанок

"У нас, конечно, частных фирм не существует. Есть институты, заводы. Но хозяин у них один - народ. Именно поэтому и легче работать. Только не думайте, что Пояркову, Дерябину и другим никто у нас не мешает".

"О да, я знаю. Я смотрел "Крокодил". Самый плохой человек - это есть бюрократ. Он всегда убивает изобретатель. Он есть гангстер". И Мейсон рассмеялся.

"С бюрократами мы как-нибудь справимся. Гораздо чаще мешают другие. Иногда у нас печатаются объявления, что разыскиваются родственники - наследники какого-нибудь заокеанского предпринимателя. Бывает это довольно редко. Но родственников по духу вашим молодым бездельникам, по стремлениям и жизненным установкам можно встретить и у нас. Вы уже знаете, что в "Унионе" оказались испорченные аккумуляторы. Произошло это по вине одной девушки, равнодушной и невнимательной".

"Папа этот мисс есть академик? Я знаю, девочка не можно работать. Много есть деньги".

"Все не то, мистер Мейсон. У ее родителей совсем немного денег. Папа бухгалтер, мама - медицинская сестра. А дочь..."

"Сестра мой сын, - со вздохом сказал Мейсон, - ничего не думать. Ничего не хотеть. Только дансинг, авто... Только весело. Я отшень хотеть иметь такой сын, как вы. Ваш папа рабочий?"

"Нет. Меня воспитала мать - доктор медицинских наук, член-корреспондент, почти академик. Разве в этом дело?"

"Мой сын надо было учить в советской школа".

"В советской школе училась и Зоя Космодемьянская и Римма - девушка, о которой мы сейчас говорили. Во французской школе учились и смелые патриотки и много девушек вроде Риммы. Значит, дело не только в школе".

"Мистер Багретсоф хочет сказать, что есть француз лютше советский человек? И американец тоже есть лютше?"

"А разве вам самому это не ясно?"

Толь Толич схватился за голову:

- Ну и ну!.. Дошел мальчик до точки...

А "мальчик" продолжал развивать такую простую и понятную мысль, кажущуюся Медоварову невероятной в устах советского человека.

"В вашей стране у нас много друзей, - говорил Багрецов. - Есть имена, известные всему миру. А кроме того, мы не настолько ограниченны, чтобы ставить хорошего, честного американца ниже своего плохонького".

"Вы есть коммунист?" - спросил Мейсон.

"Пока комсомолец. Чувствую себя не совсем подготовленным".

"История партия не учил?"

"Нет, не то. С характером надо было что-то делать".

Мистер Мейсон попробовал уяснить себе, что означают эти слова Багрецова, но для Вадима все это было абсолютно естественным и закономерным и он ничего не мог прибавить.

"Можно еще один маленький вопрос?" - сказал Мейсон, и голос его прозвучал хотя робко, но с явно выраженным любопытством.

Сущность вопроса сводилась к тому, что если многие помехи в нашей стройке Багрецов объясняет "дальними родственниками капитализма", то нет ли и других людей, которых никак нельзя назвать этими родственниками, но они тоже мешают. Ведь есть же просто лентяи. А кто еще?

"А кто еще? - По некоторой паузе можно было судить, что Багрецов подбирал ответ. - Набатников говорит, что люди равнодушные и благодушные. Из-за них в служебные кабинеты нередко пробираются такие начальники, которым работа эта совсем не подходит. Например, я знаю бывшего директора галантерейной фабрики, а сейчас он вроде заместителя директора научного института. Я молод, мне трудно судить, но старшие говорят, что он мелкий человек и не очень умный". Мейсон спросил:

"Он есть инженер? Коммерсант?"

"Образование инженерное. Но всегда был администратором".

Мейсон все допытывался, какой же талант у этого человека, чем он заслужил право руководить? Ведь он вроде вице-президента фирмы. Возможно, при ее организации он внес большой капитал? Багрецов ответил, что у нас этого не бывает, и "фирма", то есть институт, никакого капитала от "вице-президента" не получала.

Это страшно удивило Мейсона. Такой человек в его фирме не заработал бы ни одного доллара.

"Я буду нанимать инженера, смотреть, что умеет, если не умеет, буду выгонять".

Багрецов поспешно сказал:

"На то у вас и волчий закон капитализма. А мы выгонять не будем".

"Тогда переводить его в цех на станок".

"Не умеет".

"Зачем тогда платить деньги?"

"Мне трудно разговаривать с вами, мистер Мейсон, - с заметной нервозностью ответил Багрецов. - Я привел довольно редкий случай... И потом, сейчас все будет по-другому. Кстати, вы хотели проверить клапан анализатора? Тут изменилось напряжение..."

Толь Толич подошел к магнитофону и повернул ручку громкости, чтобы сделать тише.

- Дальше обыкновенный технический разговор. До конца я его не успел прослушать. Но и этого достаточно... Теперь, мне кажется, всем понятно, что дело требует особого разбирательства.

- И для этого надо задержать испытания? - иронически спросил Поярков.

Выключив магнитофон, Толь Толич надел свою академическую шапочку и, обведя глазами присутствующих, сказал многозначительно:

- Вам решать, товарищи. Но я считал своим долгом сигнализировать.

Послышался телефонный звонок. Набатников взял трубку.

- Москва? Кинокорреспондент? Когда прилетать? Пока мы никого не приглашали... "Космическая броня"? Не знаю... Товарища Медоварова? Пожалуйста.