Последний полустанок

Вполне понятно, что после своего открытия, которое Набатников скромно называл "одним из частных решений перспективной задачи" - называл то ли в шутку, то ли потому, что некогда было думать о формулировках, - он сделал все возможное для нового исключительного эксперимента, подтверждающего практическую ценность его работы.

Опять он летал в Москву, советовался, спорил... И люди, которые даже с точки зрения студента обладали весьма скромными познаниями в теоретической физике и не очень точно представляли себе, скажем, космическую частицу "мю-мезон", вдруг согласились с Набатниковым и, отклонив притязания виднейших астрономов, астроботаников, радиофизиков и других ученых, утвердили программу испытаний "Униона" так, как хотел Набатников.

Для этого пришлось освободить многие секторы летающей лаборатории, сократить весьма возросшие требования физиологов, которые доказывали, что сейчас в центре внимания должен быть человек как хозяин космоса. И ученые, отдавшие всю жизнь исследованию далеких туманностей, авторы всемирно известных работ по спектральному анализу звезд и многие другие ученые, одержимые и влюбленные в свою науку, покорно склоняли головы, когда им говорили, что придется подождать с их экспериментами, потому что так нужно Набатникову.

Но дело, конечно, не в Набатникове. Так нужно народу. Люди, умеющие видеть "через горы времени", могли по достоинству оценить дерзкий замысел Пояркова. Но прежде всего они увидели в "Унионе" самое важное, самое главное: это не просто гигантская научная лаборатория или космический вокзал на пути к звездам, а... будущая электростанция. Последние опыты Набатникова показали, что осуществление этой идеи вполне возможно. Надо пробовать.

Оставались считанные дни до полета "Униона", а Набатников все еще ничего не говорил Багрецову о том, что вопрос о нем уже разрешен.

Зачем раньше времени волновать парня? Будет ждать, нервничать. Не лучше ли сказать накануне, чтобы он поменьше мучился нетерпением?

Афанасий Гаврилович не сомневался в Багрецове. Ясно, что тот не откажется. Вот почему только за день до отлета Вадим узнал о своей необычной командировке. Разговор происходил в кабинете.

- Согласен? - спросил Афанасий Гаврилович.

Вадим нервно поправил галстук.

- Я давно был согласен и сказал об этом.

- Знаю. Но ведь и Семенюк, или, как вы его зовете, Аскольдик, тоже рвался в космос. Мальчики - народ увлекающийся, - подтрунивал Набатников, но, заметив обиду на лице Вадима, сразу посерьезнел и крепко обнял его. - Прости за сравнение... Ты поймешь меня без пышных слов. Дело ответственное, рискованное... Но тебе его можно доверить.

- Спасибо, - Вадим низко склонил голову.

Он еще не мог разобраться в том смятении чувств, что обуяло его, боялся, что хлынут они наружу и это действительно будет мальчишеством, как уже намекнул Афанасий Гаврилович.

Набатников понимал Вадима, и ему не показалась странной та сдержанность, с которой он принял столь волнующее известие. Но парню надо дать опомниться, пусть поразмыслит на досуге, и Афанасий Гаврилович встал, как бы давая этим понять, что его ждут другие дела.

- О твоих обязанностях в полете мы еще поговорим. А пока я должен предупредить о соблюдении полной секретности. Никому ни слова.

Вадим вспомнил о матери. Она не знала даже о первом его полете - ничего не писал, чтобы не беспокоилась, - вспомнил о друге своем Тимофее и в сомнении спросил:

- Бабкину тоже нельзя сказать?

- До твоего возвращения.

- Спасибо, - уже невпопад повторил Вадим и, пожав протянутую Набатниковым руку, вышел из кабинета.

Оставшись один, Афанасий Гаврилович резко выдвинул ящик стола, достал оттуда фотографии, на которых были сняты иллюминаторы "Униона", и задумался. Вероятно, сегодня ему предстоит не очень приятный разговор с Аскольдом Семенюком. Вот ведь, казалось бы, парень как парень, отец его работал где-то по снабжению, потом с большим трудом добрался до поста директора промкомбината. Ничего особенного - зарплата среднего служащего, не то что у матери Багрецова. У нее множество научных трудов, деньги порядочные. И у нее только один сын, больше никого нет. Могла бы побаловать как следует. А вышло наоборот: Димка вырос трудолюбивым и честным, а Семенюк-младший оказался не только бездельником, но и просто паршивцем, если не сказать большего. В чем же тут дело? Кто виноват?

Афанасий Гаврилович до сих пор не мог успокоиться из-за этой проклятой кинопленки, которая по милости младшего Семенюка и Медоварова попала в чужие руки. Как теперь уже стало известно, ее копия оказалась за рубежом. Но что в ней там нашли интересного? Семенюк снимал только иллюминаторы. Это было точно доказано, и по существу за помощником фотолаборанта никакой особой вины не числилось. Он выполнял распоряжение Медоварова.