Последний полустанок

- Набатникова не трогайте. Мы его получше вас знаем. Да и вообще, что за манера так разговаривать? Какой-то Тимошка... Ведь у него, наверное, и отчество есть?..

Римма изумленно взглянула на Бабкина и откровенно захохотала.

- У Тимошки отчество? - Она приподняла собаку за ошейник и, все еще давясь от смеха, приказала: - Ну, дай ему лапу, представься как следует.

Ей вторил хрипловатый хохоток невидимого Семенюка.

Бабкин помрачнел, надвинул кепку на глаза и, отвернувшись, стал вертеть ручку приемника.

Чтобы сгладить неловкость, Багрецов спросил:

- Значит, Тимош... то есть я хотел сказать, эту собаку вы отправляете в институт Набатникова? Туда же повезут и "Унион"?

- Повезут? - послышался насмешливый голос Семенюка. - Впрочем, конечно, платформу уже подали.

- Но мы не заметили, что сюда подходит железнодорожная ветка, - поглаживая свои кудрявые волосы, неуверенно проговорил Вадим.

- Вы многого не заметили, дорогой товарищ. Пойдемте, Риммочка, наша миссия, кажется, закончена. Вы же торопитесь.

Багрецов остановил ее:

- Одну минутку. Я хотел спросить, где мне найти Анну Васильевну Мингалеву?

- Точно не знаю. Вообще она где-то здесь. Вот Аскольдик, - Римма обернулась назад, - то есть, простите, товарищ Семенюк абсолютно в курсе. Он скажет, где ее искать.

И опять из темноты брюзжащий басок:

- Не говорите глупостей, Риммочка. Товарищ и в самом деле подумает...

- А разве неверно? - кокетливо спросила Римма.

Не желая вникать в сущность их споров - здесь было что-то ему неприятное, - Багрецов вынул из кармана записную книжку и черкнул в ней несколько строк.

- Если вам не трудно, - сказал он, протягивая записку Римме, - то передайте, пожалуйста, Анне Васильевне. Это очень важно.

Римма испытующе посмотрела на Вадима:

- Для кого важно?

- И для нее и для меня. Я ее друг.

Он еще долго смотрел Римме вслед, пока Бабкин не дернул его за рукав:

- Очнись! Самая обыкновенная смазливая девчонка. Всегда вот так. Растаял...

Обиженный Вадим взял у него приемник и рассеянно начал вертеть ручку настройки.

- Брось крутить, - рассердился Тимофей. - Пропустишь.

Вытирая платком вспотевшее лицо, Вадим взглянул на часы.

- Еще восемь минут... А вдруг...

- Отстань, пожалуйста! Каркаешь, как ворон.

Вадим недовольно передернул плечами, задел ветку, холодные капли муравьями поползли за воротник. Резко поднявшись, он выглянул из-за кустов.

Возле ангара, где находилась метеостанция, уже вспыхнули прожекторы. Теперь было отчетливо видно, что ангар этот был странной формы и в то же время чем-то похож на гигантскую брезентовую палатку. У темного распахнутого входа дежурил часовой. Еще в директорской приемной Вадим слыхал, как Дерябин приказывал по телефону пропускать приехавших инженеров в "Унион" и туда и обратно, видимо учитывая необходимость проверки сигналов ЭВ-2 на расстоянии.

Слегка прихрамывая, Бабкин прошелся по мокрой траве и нарочито зевнул.

- Сколько на твоих?

- Осталось пять минут. И если не выйдет... - начал было Вадим.

Но Бабкин перебил его:

- Тогда домой поедем. Вот и все.

- Но, извини, с какими глазами?

- С такими же. Не ослепнем, - Бабкин со злостью поддел ногой мокрый лопух.

Помолчав, Вадим вздохнул.

- А хорошо бы для Набатникова что-то сделать. Наверное, в горах наш прибор здорово пригодится.

Бабкин согласился, потому что ЭВ-2 обладал большой чувствительностью и отмечал ничтожную, влажность, особенно характерную для разреженного воздуха горных вершин. Кабина метеостанции показалась ему легкой, сделанной из ребристых дюралевых листов.

В свое время Дерябин не очень-то восторгался новым гигрометром, считая, что его сверхвысокая чувствительность практически не будет использована. Теперь дело другое - возможно, труды и не пропадут даром.

Завернув рукав, чтобы лучше следить за часами, Вадим замер в ожидании. Сейчас должна заработать радиостанция.

Стараясь казаться равнодушным, Бабкин поглядывал на небо, как бы желая определить завтрашнюю погоду, и позевывал. Он считал, что абсолютная невозмутимость при любых условиях является первейшим человеческим качеством.

Но вот из маленького репродуктора, точно там открылась пробка, вырвались на свободу желанные звуки. В клокочущем и булькающем их хаосе Бабкин свободно различал сигналы.

"Так, прекрасно... - мысленно, без карандаша и бумаги расшифровывал он условные знаки. - Передается температура... Восемнадцать градусов. Направление ветра... Впрочем, ветра в ангаре быть не должно. Теперь дальше, давление... Сейчас будет влажность..."

ЭВ-2 работал великолепно, четко. Тонкие звенящие звуки, словно кто-то ударял ложкой по стакану. Сомнения оказались напрасными. Ну еще бы! Сколько месяцев с ним возились!

Возле ангара Вадим и Тимофей встретили Дерябина. Он с кем-то спорил. На вопрос Багрецова, не послушает ли он следующую передачу ЭВ-2, Дерябин нетерпеливо проговорил:

- Слышал на контрольном пункте. Даже запись видел на ленте. Спасибо. Молодцы. Завтра утром поговорим.

Он увидел поникшего Пояркова и сокрушенно покачал головой:

- Ах, Серафим, до чего же мне Охрименко жалко! Веселый, добродушный малый...