Вошел Дерябин, сказал, что Медоварова вызывает дежурный по НИИАП. Толь Толич недовольно поморщился и побежал на переговорный пункт. Впрочем, это, наверное, насчет приказа о новом начальнике.
На переговорном пункте Толь Толич встретил Набатникова. Он заказал Москву и, в ожидании, когда освободится нужный телефон, рассматривал бумажную ленту с записью вредных излучений, которые неожиданно появились внутри центральной кабины. Как они просочились туда из уловителей? Ведь была предусмотрена полная защита внутренних приборов. Правда, что-то странное случилось с давлением жидкости: то оно резко повысилось, то упало ниже нормы.
Разве мог подумать Набатников, что виной тому лопнувшая трубка, которую Тимофей все же исправил, но часть жидкости успела вытечь?
Разговаривать в присутствии Набатникова Медоварову не хотелось, тем более что все слышно через репродуктор, но ведь хозяина не выгонишь, это не частный разговор, а служебный, и Набатникову даже в голову не придет оставить Толь Толича одного. Вежливость здесь ни при чем.
Он придвинул к себе микрофон.
- Медоваров слушает.
- Извините за беспокойство, Анатолий Анатольевич, - как бы оправдываясь, начал дежурный. - Обязан сообщить. Звонили из Голубевского сельсовета. Найден ботинок с запиской. В "Унионе" остались двое. Подпись неразборчива.
Толь Толич стукнул кулаком по столу.
- Что за глупые шутки?
- Я обязан доложить, товарищ начальник, - обиженно заметил дежурный. - Но если сопоставить это с другим звонком...
- От вас этого не требуется, - быстро прервал его Медоваров, боясь, что дежурный выболтает нежелательное. - Других новостей нет? До свидания. - И, повернувшись к Набатникову, развел руками: - Слыхали, Афанасий Гаврилович? Но кому нужны эти подлые шутки?
- Потом разберемся. А сейчас - на посадку.
- Что вы, Афанасий Гаврилович! Абсолютный вздор. Я сам осматривал кабину и все печати.
Но Афанасий Гаврилович уже шагал по коридору.
- На посадку, - сказал он Дерябину, торопливо входя в зал пункта радиоуправления. - У тебя все готово, Борис?
Борис Захарович узнал, чем вызвано столь срочное приказание, и молча подошел к пульту, где многоцветной россыпью светились контрольные глазки. За огромным окном, от пола до самого потолка, открывалось широкое поле ракетодрома, куда нужно было посадить "Унион".
- Неужели поздно? - нахмурившись, сказал Дерябин, нервно протирая очки.
По самолетной посадочной площадке мчалась полуторка. За ней бежали, кто-то размахивал флажком. Все напрасно. Но вот машина развернулась, на мгновение наклонившись левым бортом, и резко затормозила у главного здания.
В кабине сразу же открылись две дверцы. Выскочили водитель и оборванный, с перевязанной головой Багрецов. Прихрамывая, подбежал он к вышедшему ему навстречу Набатникову и, не в силах произнести ни слова, поднял руку к небу.
Афанасий Гаврилович усадил Вадима на скамейку и, понимая, что сейчас не до расспросов, поспешил к Дерябину.
Пока не пришел врач, Нюра хлопотала возле Вадима, поправляла повязку, осматривала его, отряхивала и не знала, что делать. Он отвертывался, чтобы скрыть слезы. Неужели Тимка погиб?
Микола Горобец, он же случайный водитель полуторки, беспокойно ходил возле человека, летающего без крыльев, за которым он ездил в горы. Когда Багрецов узнал, что в НИИАП ничего толком добиться не удалось, он попросил Миколу хоть как-нибудь связаться с Набатниковым. Для Миколы это было проще простого, ведь институт совсем неподалеку. Можно доехать за полчаса.
- Где вы там были в кабине? - спросила Нюра, забинтовывая руку Вадима. Почему остались?
- Аккумуляторы... Замыкание...
Ничего больше Нюра уже не спрашивала.
Подбежал Медоваров и сразу же набросился на Багрецова:
- Оправдываетесь? При чем тут аккумуляторы? Да кто вам разрешил? Из-за вас сорваны испытания.
Нюра умоляюще посмотрела на Медоварова:
- Анатолий Анатольевич, дайте же человеку опомниться. Он не виноват. Могла быть авария.
- Кто ставил аккумуляторы? Кто проверял?
Нюра коротко ответила:
- Я.
- Ну что ж, - скривив губы, усмехнулся Толь Толич, - выясним. Посоветуемся коллегиально. - И, неодобрительно покачав головой, исчез.
Торопясь к Дерябину, Серафим Михайлович на минутку задержался возле Багрецова, сказал ему несколько успокаивающих слов, стараясь не смотреть на ласковые Нюрины руки, что гладят его по лицу и нежно обнимают... Нет, никогда и ничего Поярков не спросит о Нюре. Да и зачем, когда многое становится понятным.
Стыдясь своего эгоизма, он побежал к Дерябину. Разве можно думать о чем-то личном и постороннем, когда надо спасать человека.
Строгий и сосредоточенный стоит у пульта Борис Захарович. Ведь сейчас от его искусства зависит не только целость изумительной конструкции, но, возможно, и жизнь человека, если он не погиб раньше.
В таких условиях трудно быть спокойным.
На пульте одна за одной вспыхивают цветные лампочки. Это значит, что телемеханические устройства "Униона" готовы принимать команду.
Вращающееся зеркало радиолокатора уставилось в зенит. На темном экране рядом с пультом управления светится голубая жемчужина.