Последний порог

«Все начинается сначала, — подумал он, — но только будет гораздо труднее, потому что новый следователь — враг хитрый и умный». У Милана возникло подозрение, что и друзья схвачены и теперь его самого подвергают испытанию, чтобы выяснить, насколько достоверны его показания. Хопер, этот отвратительный тип, такой слизняк, что от первой пощечины сразу же в штаны наложит и всех выдаст. А ведь он не приверженец нацистов, даже теперь Милан не может сказать о нем этого, он просто слабак. Среди немцев много слабых людей. Объединяясь во всяческие союзы и союзики, они кажутся сильными и грозными, а в одиночку их легко сломить. О нем самом толстый анатом ничего компрометирующего не знает, зато он знаком с его друзьями. На мгновение Милан задумался: «Что знает Хопер об Элизабет Майснер?» Помнится, он встречался с ней один раз. Моника знает об Элизабет несколько больше: девушка давала ей уроки венгерского языка. Для этого она и приходила к ней на квартиру. Моника, разумеется, не подозревает, что Элизабет связная группы Доры. Здесь об Элизабет пока ничего не знают, а то бы у него обязательно спросили о ней. Анне было поручено в случае его провала немедленно отправить Элизабет с фальшивыми документами в Швецию. Что бы ни случилось, но упоминать об Анне и Элизабет нельзя.

Милан встал, с трудом дошел до стола, взял чистый лист бумаги и карандаш, после долгого размышления начал писать:

«Я Милан Радович. Родился в Будапеште 8 февраля 1916 года. Мой отец, Петер Радович, пятидесяти лет, рабочий-текстильщик. Мать, Пирошка Тотнадь, поденщица, работает в красильной мастерской».

Внезапно ему показалось, что он ясно видит перед собой преждевременно состарившуюся мать: ее тонкие, жидкие волосы повязаны черным платком, морщинистое лицо с дряблой кожей улыбается, хотя мать почти никогда не смеется.

Дальше он писать не смог. Отсутствующим взглядом он смотрел в пустоту, охваченный невыразимой грустью.

В понедельник утром Гезу Берната разбудили громкие голоса дочери и Чабы, раздававшиеся из столовой. Он немного удивился столь раннему визиту Чабы, но объяснение молодого человека удовлетворило его.

— Завтра, дядя Геза, вы уезжаете. Мне хочется провести последний день с Анди.

— Правильно, — согласился Бернат и закашлялся так сильно, что покраснели все лицо и шея. Андреа принесла отцу стакан воды и тут же стала укорять его в том, что он слишком много курит, но отец пропустил слова дочери мимо ушей. — Правильно, старина, пользуйтесь случаем, только завтра мы никуда не едем.

Андреа с радостными восклицаниями обняла отца, поцеловала, завертела по комнате.

— Перестань баловаться, девочка, — остановил он ее. — Лучше позаботься о завтраке.

— Когда же мы едем? — спросила Андреа и подошла к Чабе, сидевшему в кресле у стола. По выражению лица юноши нельзя было сказать, чтобы сообщение об отсрочке с отъездом обрадовало его.

— Еще не знаю, — ответил Бернат и, одернув пижаму, подошел к окну, притворил его. — Который час?

— Десять минут десятого, — ответил Чаба и пристально посмотрел на Берната, словно желая отгадать его мысли.

— Наш отъезд откладывается из-за человека, который приходил к тебе вчера вечером и в субботу вечером?

Бернат обошел вокруг стола, потирая небритый подбородок. В наступившей тишине было слышно, как скрипит щетина.

— Ко мне позавчера вечером никто не приходил. А вчера вечером здесь был Чаба.

Андреа удивленно посмотрела на отца. Чаба повернулся к ней, взял за руку и пожал.

— Все так и было, как сказал твой отец, Анди. В субботу вечером к вам никто не приходил, а вчера вечером у вас был я. Разве ты не помнишь?

— Нет. Вчера мы были с тобой в кино, а потом пошли потанцевать в вечернее кафе «Банан». Не дурите мне голову. Отпусти мою руку!

— Анди, — спокойно произнес Бернат, — не сердись, поди приготовь нам завтрак. Потом мы обо всем поговорим. Хорошо?

— Что вам подать на завтрак?

Журналист посмотрел на Чабу:

— Думаю, что вполне подойдет яичница с салом ну и, конечно, чай.

Когда Андреа ушла в кухню, Чаба встал и, закурив, спросил:

— Есть какие-нибудь новости?

Бернат все еще тер подбородок.

— Чаба, — сказал он серьезно, — ни твои родители, ни друзья, ни даже Анди не должны об этом ничего знать. Ничего!

— Я ведь уже не маленький, дядя Геза.

— Милан жив. Его пытали, но он жив. Может быть, нам все-таки удастся спасти его.

Чаба долго молчал. Это известие так взволновало его, что он с трудом сдерживал охватившее его чувство.

— Дядя Геза, я охотно помогу вам.