Последний порог

— Чаба, — заговорила мать, с трудом взяв себя в руки, — если ни я, ни отец уже не являемся для тебя авторитетом, то ты хотя бы подумал о дядюшке Вальтере. Но ты, как я вижу, ни с кем не собираешься считаться. Неужели мы это заслужили? Или ты хочешь, чтобы нас вместе с тобой арестовали как преступников? Твой отец находится в непосредственном окружении регента, а нас из-за тебя увезут в полицейской машине...

— Мама, я очень сожалею о случившемся, но я ни в чем не виноват.

— «Не виноват»? — Гуттен вытаращил глаза: — Дружишь с коммунистами и считаешь себя ни в чем не виноватым? Ты не думаешь, что это несколько странно, а?

— За все случившееся следует винить того, кто донес на Милана в полицию. Меня тоже туда вызывали. Мама, почему ты вдруг решила, будто мне известно, что Милан коммунист? Я этого не знал, а если хочешь услышать мое мнение, то я и сейчас не верю этому. — Бросив рассерженный взгляд на Аттилу, он продолжал: — Поверь, что это всего-навсего подлая провокация.

Эльфи хотела что-то сказать, но фон Гуттен остановил ее жестом и, подойдя к Чабе вплотную, заявил:

— Никакая это не провокация, молодой человек. Нам показывали протокол допроса твоего друга, где он во всем сознался. Он — член коммунистической партии. Это сущая правда. А я и твоя мать виновны в том, что ты дружил с коммунистом. Ты с ним в этом доме частенько встречался. Как скажется на мне арест Радовича, я пока еще не знаю. Во всяком случае, мои недоброжелатели используют это против меня, да и твой отец, видимо, тоже не обрадуется...

— Чего же вы все от меня хотите в конце концов? — не выдержал Чаба. — Скажите, что я должен сделать?! Уж не выступить ли с ложным признанием?! Уж не заявить ли, будто я знал о том, что Милан коммунист?! — Все это Чаба выпалил раздраженным голосом. Особенно злило его то, что Аттила, виновный в случившемся, спокойно курил и, словно в знак утверждения, кивал.

Нервный голос Чабы разозлил Эльфи. Она вскочила с кресла и начала кричать:

— Что за манера говорить?! У кого ты этому научился? И вообще, что ты о себе такое возомнил?! Гляди мне в глаза, когда я с тобой разговариваю, и не пожимай так плечами...

— Ты права, мама, извини, — произнес умиротворяюще Чаба и закрыл глаза. Охотнее всего он сейчас закричал бы, заплакал — ведь по отношению к нему совершена величайшая несправедливость. — Прошу извинить меня, дядюшка Вальтер, — тихо сказал он и вышел из комнаты.

Остальные еще некоторое время оставались в библиотеке, разговаривая о возможных последствиях дела Радовича.

— У меня лично такое мнение, что Чаба знал о деятельности Радовича. Просто он сейчас испуган и не решается говорить правду. — Эльфи в отчаянии начала заламывать руки: — Я уже не знаю, что о нем и думать.

— К сожалению, вы плохо знаете Чабу, — впервые за все это время подал голос Аттила. — Он сказал правду. Если бы он хоть как-то был причастен к подрывной деятельности Радовича, можете мне поверить, он учел бы и последствия. Как мне кажется, Радович по-хитрому воспользовался доверием Чабы. Не сердись, мама, но виноваты в этом в первую очередь вы сами. — Поймав удивленный взгляд матери, он продолжал: — Да-да, мама. Я знаю, что правда горька, однако мы должны откровенно говорить друг с другом. Когда я тебе в поезде высказывал свои опасения, ты улыбалась. А Чаба только с такими типами, как Радович, чувствует себя хорошо.

— Я устала, — проговорила Эльфи, оставляя без ответа слова старшего сына. Она встала и как сонная направилась в свою комнату.

Слова Аттилы болью отозвались в ее сердце, однако она считала, что он не прав, так как Чабу насильно ни к чему не принудишь. До сих пор у них не было никаких забот с младшим сыном, который, как она верила, любит их больше всего на свете. Она подумала о том, что, возможно, из-за охватившего ее страха она слишком грубо обрушилась на Чабу, а будь у нее с ним разговор с глазу на глаз, все, видимо, пошло бы по-другому. Но она боялась, и боялась отнюдь не без оснований. Ее сыновья, конечно, ничего не знают о том, что их отец, а ее муж, не любит Гитлера и что он уехал из Лондона с твердым решением предупредить регента о серьезных последствиях секретного совещания в Берхтесгадене. Она знала и о том, что на мужа оказывали влияние определенные английские круги. Если немцы пронюхают об антинацистской деятельности мужа, то они обязательно пришьют ему и дело Радовича, хотя (это она знала точно) у регента не было более антибольшевистски настроенного советника, чем генерал Аттила Хайду. Однако, несмотря на это, Гитлер мог все равно скомпрометировать Хайду и потребовать у Хорти его немедленной отставки. С беспокойством она думала о скором возвращении мужа.

Вскоре она уснула, но проспала недолго, так как ее разбудила старая экономка Аннабелла. Эльфи инстинктивно посмотрела на стенные часы — было десять минут седьмого.

— Баронесса, вас просят к телефону, — тихо сказала экономка.

— К телефону? В такое время? — надев халатик и бросив беглый взгляд в зеркало, она скорчила гримасу. — Кто звонит?

— Профессор Эккер.

Эльфи поспешила к телефону.