Последний Пожиратель-2. Рождественский переполох (СИ)

— Драсько, — отец поднялся со своего места. — Мы потратили половину состояния на то, чтобы обелить имя Малфюков. Мы прислали за тобой самого Поттерчука.

— И лучше тебе не знать, чего нам это стоило, — ввернула мать.

— Но ты отказался вернуться, — со вздохом закончил отец. — Что именно в моем письме тебе было непонятно? Ты хоть понимаешь, что променял квартиру в центре Киева и место в Департаменте Международных отношений на забытое богом село и какую-то простачку? Нет, я отказываюсь в это верить.

Он закатил глаза и картинно приложил руку к груди.

— Олесик, тебе плохо? Олесик, погоди, сейчас я достану твои сердечные капли! — всполошилась мать. — Посмотри, до чего ты довел отца своими выходками!

Драсько вздохнул. Этот спектакль родители повторяли от раза к разу. В детстве он очень боялся, что отцу действительно станет плохо. Но годы шли, и Драсько стал замечать, что Олесь не только чудесным образом выздоравливает, стоит исполнить его волю, но и не всегда пьет воду с каплями, поднесенную заботливой женой. Хорошо подумав, Драсько даже мог припомнить случаи, когда пузырек с каплями и вовсе не открывался, а то и не извлекался из бездонного ридикюля матери.

— А зачем вы вообще приехали? — спросил Драсько. — Отец вполне ясно изложил претензии в письме, а я дал вполне ясный ответ.

Рука Грейнджеренко дернулась, и, чуть повернув голову, Драсько поймал ее испуганный взгляд.

— Драсько, — охнула Нелли и тоже схватилась за сердце.

— Дорогая, тебе плохо? Капли? — отец отбросил притворство, выхватил из ее рук ридикюль и принялся рыться в нем в поисках заветного флакончика.

— Рождество, — простонала мать. — Семейный праздник. Мы хотели провести его с тобой. А ты променял нас на какую-то простачку!

— Простачку, — эхом повторил Олесь, осел на стул и снова сложил руки на груди.

— Посмотри, до чего ты довел родителей! — взвизгнула Белла, выхватила из рук Олеся сумочку и наконец извлекла из нее злополучный флакончик, но откупорить не успела. Фирась стукнул по столу кулаком, да так, что посуда жалобно зазвенела, а все, кто был в комнате, дернулись от резкого звука.

— Если вам больше нечего сказать, — обманчиво тихо произнес он, и Драсько уловил в голосе дяди истинно Малфюковские нотки, — попрошу покинуть мой дом. Мне дети вечерю принесли.

Олесь от удивления даже забыл, что надо изображать умирающего. Нелли, хватавшаяся то за голову, то за сердце, беспомощно развела руками.

— Выставишь за дверь родного брата? На мороз? — неуверенно протянул Олесь.

— Ну, брат-то меня даже на порог не пустил, когда я приехал в Киев на его свадьбу, о которой узнал от чужих людей, — желчно произнес Фирась. — Так что — да, выставлю, и глазом не поведу.

— Фирась, — Олесь замялся. — Посмотри на мою жену и на ее сестру. Ты представляешь, какая публика собралась на нашей свадьбе?

— Постеснялся брата, — прищурился Фирась. — А теперь я тебя стесняюсь. В этой хате на полу спят и руками едят, так что проваливай.

— Олесик, — жалобно протянула Нелли. — А как же? А что же?

— А дамы могут остаться, — ехидно усмехнулся Фирась. — Я только Олесика выгоняю. А женская рука в хате нужна. Борща я давно не ел.

— С прошлой недели, — брякнул Драсько. — На прошлой неделе Гермиэля тебе борщ готовила.

Гермиэля с силой пнула Драська по ноге, и тот ойкнул.

— Так я же, — Нелли развела руками. — А домовых у вас нет?

— Вот стыдоба-то! — притворно всплеснул руками Фирась. — Не завели мы домовых-то в своей пещере. Все сами да сами, рученьками. Правда, Драсько?

— Ну, ничего страшного в этом нет, — протянул Драсько, пряча руки за спину.

— Драсько? — Нелли в ужасе прижала руки ко рту. — Тебя что, заставили руками работать?

— А тут, пани, не курорт, — хохотнул Фирась. — А Драсько-то молодец. И хвороста принесет, и воды, и снег уберет. Школе вот помог, почитай, половину двора вскопал, да и снег Гермиэле убрал.

— Драсько такой молодец, — пискнула Гермиэля, а сам Драсько удивленно посмотрел на нее и на Фирася.

— Испортил мне сына, — вздохнул Олесь. — А я говорил, я предупреждал, что добром это не кончится. Надо было его к кому-нибудь другому отправить.

— Олесик, а ты и впрямь брата на порог не пустил? — тихо проговорила Нелли. — А говорил — разругались.

— Ну вот как не пустил, так сразу же и разругались, — проворчал Фирась.

— Фирась, так то летом было! А тут — зимой, да в лес, на мороз.

В хате повисла тишина. Олесь с Фирасем сверлили друг друга гневными взглядами, Нелли беспомощно переминалась с ноги на ногу, Белла неуверенно крутила в руках палочку, будто раздумывая, не заставить ли Фирася силой переменить решение. Драсько потупил взгляд и рассматривал теперь свои ноги. Гермиэля не знала, что и думать: с одной стороны старшие Малфюки и Белла — особенно Белла — принесли ей немало горя, но с другой стороны это были родители Драська. Да если бы и не были — негоже выгонять людей на улицу в такой трескучий мороз.

— Дядечка Фирасечка, — тихо сказала она, и все повернулись на звук голоса. — Нехорошо их на улицу выставлять. Тем более перед святым праздником. Пожалуйста, не выгоняйте их.