Последний пожиратель греха

Все посмотрели на меня. Но их внимание не было для меня утешением. Я ведь не за сочувствием пришла, а чтобы узнать, где найти пожирателя грехов. Но вскоре я поняла, что эти ребята знают не больше, чем я. До сих пор звучали только предположения и догадки, а это я могла сделать и сама. Я посмотрела в сторону западных гор и подумала: неужели этот человек может быть где-то там? — Пустынное место, — произнесла я вслух.

— Может, он вовсе недалеко, — сказал Куллен.

Фэйган встал и вымыл руки в реке. — Я думаю, Куллен прав. Кто говорит, что пожиратель грехов все время в горах? Может, он спускается и подсматривает за людьми.

— Может, он и сейчас на нас смотрит, — Глинис съежилась и посмотрела вокруг, ее лицо побледнело. — Фэйган, лучше б ты это не говорил вовсе. Я теперь ночами спать не буду: а вдруг он на нас в окна смотрит?

— Может, он знает, если кто скоро умрет. — Эта мысль встревожила Фэйгана.

Куллен бросил в огонь рыбьи кости. — А может, он как волк. Волк всегда чует больного зверя. Может, и этот чует, когда смерть подходит, и вокруг бродит, дожидается, когда его пир наступит.

— Когда Элен умерла, он не приходил, — сказала я.

Фэйган снова сел. — Так ведь не надо было. Она ж еще не прожила столько, чтоб успеть нагрешить.

Разумеется, это была не единственная причина. Но по своей доброте Фэйган больше ничего не сказал.

У меня на глазах выступили слезы. — Бабуля говорила мне, что все мы грешники. Так ее учили еще там, в Уэльсе.

— Если он не пришел, значит, у нее грехи не такие большие были, чтоб их есть. — Фэйган говорил мягко, стараясь меня утешить. — Он знает, когда ему приходить, Кади. Это мне мама сказала в ту ночь, когда бабулю твою хоронили. Он знает, когда в нем есть нужда.

Так ли это? Может, он действительно наблюдает за нами? Тогда, может, он и за мной наблюдает?

— Будешь доедать эту рыбу? — спросил меня Куллен. Я протянула ему палочку с наполовину съеденной рыбой.

— Почему бы нам не поискать его? — спросил Фэйган.

Куллен поднял голову. — Если глаза его порчу на тебя наведут, то конец тебе.

— Вовсе нет, — сказала я, не успев как следует подумать.

Три пары широко открытых, вопрошающих глаз уставились на меня. Я покраснела и опустила голову на колени.

— Ты смотрела на него, так ведь? — спросил Фэйган.

Я поняла, что впустила в свою жизнь еще больше страданий и презрения. Наверное, он при первом удобном случае скажет все моему брату...

Глинис слегка отодвинулась назад. — Разве ты не знала, что тебе не надобно на него смотреть, Кади Форбес? Разве никто тебе не сказывал?

— Я не смогла удержаться. Он с такой жалостью говорил!

— Он ведь на тебя порчу навел, разве не так? — Куллен отодвинулся от меня подальше. — Теперь и ты такая. И ты такая!

Я вскочила на ноги и встала перед ними. — У него не красные глаза! А руки у него красивые и чистые, а вовсе не клешни с когтями!

— А зубы? — Куллен подался вперед. — А какие у него зубы?

— Я не видела зубы. — Я уже растратила весь свой пыл и отвела взгляд. — На нем был колпак с дырками для глаз, он рот закрывал.

— Вот зубы-то он как раз и не показывает, наверно, — сказал Куллен, чьи зубы впились в недоеденную рыбу.

— Он, надо думать, чудовищем стал из-за всех грехов, что ему съесть довелось, — сказала Глинис.

— Наверно, потому он и лицо прячет, — сказал Фэйган. — Кто б он ни был раньше, а пожирателем грехов он стал задолго до того, как я родился.

— А про чего-нибудь другое нельзя поговорить? — сказала Глинис, передернув плечами.

— Ну, а теперь кто испугался? — съязвил Куллен.

— Ну, я, ну и что с того? Тебе бы тоже надобно! — Она с опаской посмотрела на меня. — Тебе не надо говорить о нем вовсе, Кади Форбес. А то как бы с тобой чего ужасного не сталось.

— Можно подумать, если она о нем говорит, то он прямо так на нее и набросится, — сказал Фэйган.

— А кто знает? — Глинис посмотрела на него. — Ты ж не знаешь, что из этого выйдет?

— А ты знаешь?

— Я знаю, что это злодей, и даже думать про него не надобно, а то плохо может быть!

— Чего ж тогда к маме не бежишь? — стал дразнить ее Куллен.

— Ежели пойду, то скажу, про что это вы тут говорите!

— А я скажу ей, что ты все врешь.

— Тогда она выпорет вас обоих, — сказал Фэйган.

Я сидела тихо, чувствуя, как подкрадывается страх. Зачем я доверилась им? Если Глинис расскажет своей маме, о чем мы тут говорили, та спросит, как мы посмели! Кади Форбес, вот кто посмел. И мало того, Кади Форбес не только говорить о нем посмела, она еще и смотрела на него. На моей несчастной голове итак полно грехов, а тут еще этот. Получается, я не могу и дня прожить, чтобы не сделать какой-нибудь серьезной, досадной ошибки.

— Глинис права. — Я надеялась, что не причинила им вреда. — Мне жаль, что я говорила о нем. Забудьте это. — Это моя беда, мне и выпутываться.

— Молиться тебе надо, — сказала Глинис. — Богу Всемогущему день и ночь молиться, чтоб зло тобой не завладело.