Последний приют

Один из пассажиров радостно захлопал в ладоши, все другие поддержали его. Доски из-под нардов с грохотом стали захлопываться, люди стали спешно одеваться. Через две минуты в кофейне кроме двух местных и меня никого не осталось.

— Господин, а вы не пойдете? — спросил хозяин.

— Здесь мне поспокойнее будет, — ответил я извиняющимся тоном.

В большом скоплении людей я всегда ощущал какой-то страх. Доктора, кажется, говорили, что это агорафобия, то есть боязнь открытого пространства… Эта болезнь появилась у меня после Египта, когда я начал постепенно возвращаться к нормальной жизни.

Однако директор дома культуры вернулся снова, на этот раз за стаканами, и тут увидел меня сидящего в углу за столиком.

— Дорогой мой, разве можно нас так расстраивать? — спросил он и чуть ли не силой потащил меня за собой.

С большим трудом, в разыгравшейся с новой силой метели, мы преодолели несколько улиц. Директор часто включал электрический фонарик, чтобы показать мне дорогу, и иногда останавливался стряхнуть снег со своего смокинга. Он словно не чувствовал холода. Уж очень ему хотелось быть полезным, и это у него превосходно получалось.

Когда мы свернули за угол, перед нами выросло здание со ступенями и куполами, которые чем-то напоминали хамам. У дверей под светом, рассеянным метелью, показалась толпа народу. Директор, взяв меня за запястье, стал расталкивать толпу. К нему обратился мужчина с довольно взрослым мальчуганом на плечах.

— Послушай, хоть этого возьми и пристрой там где-нибудь, — стал просить он. — Плачет, кашляет…

— Что за вздор, приятель? В Турецкой республике нет сирот, — бросил в ответ директор.

Директор не выпускал моей руки даже когда, растолкав молодых парней с лентами, мы прошли внутрь. Несмотря на то, что пришел последним, я стал его особенным гостем. Он хотел обязательно провести меня вперед к самой сцене. Он сжал мое запястье, словно тисками, и ни на минуту не ослаблял хватку. Так мы добрались до середины зала. Люди сидели чуть ли не на коленях друг у друга. В такой давке невозможно было сделать даже шаг. Мне показалось, что мы застряли. Как раз в тот момент оркестр заиграл гимн. Все поднялись на ноги. Тогда директор очень проворно выхватил стул из-под одного из гостей и, подняв его в воздух, поставил у стола в паре шагов от него.

— Для уважаемого гостя, — объяснил он.

Это был стол для гостей работников юстиции. Даже в самые сложные моменты моей жизни я всегда старался следить за своим внешним видом, поэтому они приняли меня за одного из своих и встретили очень хорошо. Председатель суда по профессиональной привычке спросил, кто я такой и чем занимаюсь. А я, чтобы не сказать, что их уважаемый гость работает секретарем в магазине, где продается краска, тихо ответил:

— В торговом секторе.

Было похоже, что предстоящий разговор будет не из приятных. Однако после гимна заиграл марш Мендельсона, и это спасло мое положение. Жених и невеста стали проходить под скрещенными молодыми офицерами саблями. Потом последовали поздравления, объятия. Наконец директор, как фокусник, вытягивая одно слово из другого, произнес прекрасную речь о том, что нет народа без населения, населения — без свадьбы, а свадьбы в это сложное время нет без дома культуры. Он посмотрел на вытащенное из кармана свидетельство о браке и сообщил, что эта свадьба пятнадцатая в этом году, и пообещал, что до конца года их станет уже двадцать. А потом, сохраняя серьезный вид, заявил, что, если это число не будет достигнуто, он отправит свою жену на пенсию и женится еще раз. Потом все засмеялись и раздались аплодисменты.

С первого ряда поднялась пожилая женщина в соломенной шляпе, по всей видимости, его жена.

— Даст Аллах, не доживешь ты до этих дней, чтоб тебя… — прокричала она, чем еще больше развеселила публику.

После нее поднялся седоволосый худой мужчина.

— Даю честное слово, е́нге[12]. Если этот прохвост сделает такую глупость, я ему над головой вместо сабель из дубовых палок такую триумфальную арку смастерю, что народ от удивления рты разинет, — пообещал он.

После его слов радостное возбуждение охватило всех. И даже до этого момента сохранявшие серьезность, словно за судейской кафедрой, судьи засмеялись и зааплодировали.

— Хорош, ничего не скажешь! Такого днем с огнем не сыщешь, — сказал один из них.