Последний приют призрака

Тем временем Гедеон проворно забил ящик, как было раньше, завалил сеном и вернулся к нам с небольшим мешком, в который были сгружены святые мощи.

Когда он проходил мимо Белякова, тот отнял одну руку от пылающего лица и попытался поймать Гедеона, однако тот сильно толкнул его и буркнул:

– Изыди, исчадие адово!

И тут лицо его стало озабоченным. Видимо, сообразил, сколько лишнего они с Касьяном Егоровичем наговорили…

Спросил угрюмо:

– А с этими что делать? Донесут ведь…

– Люди добрые! – заблажил возчик. – Помилуйте! Мы молчком! Клянемся! Никому и ничего!.. – Он осекся испуганно.

– Молчать будем, как мертвые! – горячо поддержал и Елисеев, однако тут же умолк, словно подавился этими словами, которые вполне могли оказаться пророческими.

Эти трое оцепенели. Каждый уже видел себя мертвым, застреленным, для надежности утопленным в болоте. Они все скорчились от ужаса неминуемой смерти!

– Ну, что делать с ними будем? – повторил Гедеон. – Глумцы ведь, кощунники. Сколько зла людям причинили! Отпустим – донесут на нас, как пить дать.

И тогда я принял решение.

– Нет, – проговорил с трудом. – Оставьте их. Они… ничего не смогут…

Больше я ничего не мог сказать. Все мои силы ушли на внушение. Потом я почувствовал, что падаю, и Касьян Егорович еле успел меня подхватить.

– Гроза! – встревоженно крикнул Гедеон, подбегая.

Но я уже ничего не сознавал. Отец Киприан и Гедеон вдвоем понесли по лесным тропам и меня, и наш драгоценный груз, оставив на дороге телегу и трех человек, которые… которые начисто забыли о том, что с ними произошло.

Ящик был забит и забросан сеном.

Беляков и Елисеев удостоверились, что телега больше не завязнет, и забрались в нее. Возчик подхлестнул лошадь. Предстоял долгий путь до Москвы…

А меня отнесли в ближнюю деревню и дали возможность отдохнуть.

Очнувшись, я увидел Анюту, сидящую около лавки, на которой я лежал.

Она внимательно взглянула на меня своими голубыми глазами и спросила:

– Лиза – это жена твоя?

Я понял, что звал ее в беспамятстве.

– Жена.

Анюта опустила глаза, побледнела, и мне до смерти захотелось приголубить ее, утешить, приласкать – как светленькую, ясненькую, родную сестру свою.

– Ну, одного брата мне вполне достаточно, – вдруг усмехнулась Анюта, вставая, и я понял, что она не только прочла мои мысли, как бывало и прежде, но и преодолела себя. Вся та тьма, которая всколыхнулась из-за меня в ее душе, исчезла.

А может быть, это была не тьма, а свет вспыхнул… Но, если даже так, он теперь погас!

– Поднимайся, Митя, – продолжала Анюта. – Мы с Гедеоном хотим тебе кое-что показать.

Они привели меня на место, где спрятали священные останки. Там нас ждала монахиня – та самая сестра Серафима, о которой я прочел в заметках Артемьева и которой Гедеон и Анюта полностью доверяли. Так мы стали четырьмя хранителями великой тайны.

Неведомо, кому и когда будет она открыта и случится ли это вообще когда-нибудь…

Я огляделся, одобрил выбор тайника. Мне все казалось, что над ним реет тот же светлый призрак, который являлся и Артемьеву, и мне. Хотелось стоять тут долго-долго… Но предстояло срочно вернуться в Саров. Мы ведь сделали только полдела. Мне предстояло еще поработать, чтобы избавить монахов Саровского монастыря и монахинь из Дивеева, а также окрестных крестьян от расплаты за исчезновение мощей. Ведь это обнаружится, когда телега с синим просфорным ящиком доберется до Москвы!

Сначала я предполагал списать их исчезновение на каких-то лесных разбойников. Но когда Гедеон и Касьян невольно выдали себя, пришлось изменить план.

И в этом мне должен был помочь Матвеев.

Мы с Гедеоном вернулись в Саров вдвоем – Анюта и Серафима ушли в Дивеево. Я провожал их взглядом, и мне казалось, что Анюта с каждым шагом безвозвратно удаляется не только от меня, но и от всего живого мира.

Наконец две женские фигуры исчезли из виду.

Я обернулся – Гедеон смотрел на меня исподлобья.

Потом вздохнул и перекрестился.

– Ты чего? – уныло спросил я.

– Жалею тебя, – ответил он. – И ее жалею.

И я вспомнил, что почти теми же словами встретила меня Анюта несколько дней назад…

Она заранее знала, чем все закончится, – так и не начавшись. Знала, что нас обоих ждет невозвратная потеря того, чего не суждено было обрести…

В эту минуту только мысль о Лизе помогла мне преодолеть внезапный приступ острого горя!

Горький, 1942 год

Они добрались до Горького на перекладных, пересаживаясь с одной попутной машины на другую, и скоро оказались на вокзале. Оба здорово проголодались, самое бы время было зайти в столовую, однако ни одной коммерческой найти не удалось, а талонов для общественной столовой у них не было. Вот ведь каких только бумаг им не дали в разведшколе, и денег у каждого по солидной пачке, а вот про талоны в столовую забыли…

– Ничего, что-нибудь придумаем, – весело сказал Андреянов, жадно оглядываясь и безотчетно улыбаясь.

Похоже, он был рад оказаться в этом городе. Наверное, Андреянов любил его!