Три окна напротив входа, затенённые крышей террасы, стол, обитый зеленой тканью, такой же, как и краска на фасаде, три окна справа, диван кожаный… Сколько раз нарком тяжелой промышленности бывал в этом кабинете… Всю его обстановку он знает досконально, как и его Хозяина. Это ему поможет сейчас не допустить ошибку…
Сталин стоял спиной к входу, разглядывая белок, прыгавших по стволам деревьев, и никак не отреагировал на вопрос визитёра:
— Можно, товарищ Сталин?
В ответ трубка испустила тонкий столбик дыма и в камерной тишине кабинета спустя почти минуту, негромко прозвучал вопрос:
— Лазарь, а какой у тебя был партийный псевдоним, когда ты в Юзовке организовывал рабочее движение?
— Борис Кошерович, Иосиф Виссарионович, — всё это время нарком тяжёлой промышленности стоял возле входа, не понимая, как себя вести.
— Ты проходи, Кошерович, присаживайся, — грузинский акцент Хозяина, когда он говорил преднамеренно тихо, заставлял вслушиваться в каждое его слово. Каганович прекрасно знал, что этот разговор почти шёпотом — предвестник бури.
— Товарищ Ежов…
— Да, товарищ Сталин! — наркомвнудел поднялся из одного из двух больших кресел, приставленных почти вплотную к зелёному столу, и вытянулся по стойке «смирно».
«Эх, Коля, Коля, Николай… Времени даром не терял, гадёныш», — к Кагановичу неожиданно вернулось самообладание. Скольких таких поворотливых проходимцев он повидал на своём веку? Один Ягода чего стоил. И где теперь Ягода? То-то, Ёж… Подавишься…
— У нас в партии, — Сталин медленно растягивал притухшую трубку и наконец-то повернулся спиной к окну, усаживаясь на своё любимое кресло, — не принято закрывать глаза на ошибки товарищей. Я не ошибаюсь, Николай Иванович?
— Так точно, Иосиф Виссарионович! — Ежов продолжал стоять возле кресла.
— Как, по вашему мнению, наш соратник… такой же, как и вы, секретарь Центрального комитета… товарищ Каганович, когда хлопочет за вражеского агента, он заблуждается или выгораживает врага?
— Не могу знать мотивов товарища Кагановича. Оценку даст партия и следствие! — отрапортовал Ежов.
— Эх, какой ты быстрый, Коля… следствие… — Сталин оторвал глаза от трубки, которую он только что очистил от перегоревшего табака в большую хрустальную пепельницу, стоявшую рядом с настольной лампой. — Когда наш товарищ, Борис Кошерович, поднимал на борьбу пролетариев Донбасса, ты, Коля…
Лёгкая испарина покрыла лоб наркома внутренних дел — события принимали непрогнозируемый оборот.
— Служил писарем в части, — закончил Сталин.
Оправдываться или давать комментарии сейчас было опасно для обоих визитёров. Хозяин заходил издалека, следовало ждать прямых вопросов и не перечить.
— Вот ты, Лазарь, говоришь, что этот Задов тебе жизнь спас…
— Спас, товарищ Сталин.
— Не тот ли это Задов, что в романе «Сёстры» нашего советского писателя Толстого? Настоящий враг. Ума не приложу, Лазарь… Сначала он нашим помогает, потом в романе с нашими воюет… Где правда?
— Да, Лев Зиньковский-Задов воевал на стороне махновцев, но, по моим данным, перековался. Награжден именным оружием, — ответил Каганович, предполагая, что его комментарий поможет разобраться, где правда.
— По твоим данным… А в твоих данных нет информации, что он опять перековался? То, что он сейчас стал румынским шпионом, ты знаешь, Лазарь? — Сталин многозначительно указал пальцем на папку, с которой пришёл Ежов. — А то, что он сдал всю нашу резидентуру, ты тоже не знаешь?
— Никак нет, товарищ Сталин. Я и не мог знать таких подробностей. Поинтересовался у наркома Ежова судьбой человека, известного мне хорошим поступком. Но ни о чём не просил…
— Это правильно, Лазарь… правильно… Ты человечный. Люди должны помнить добро… Так что скажете, товарищ Ежов? Заблуждается наш однопартиец? Или ты по-прежнему следствие хочешь?
— Считаю, что за человечность наказывать не нужно… за человечность нет статьи, — негромко произнёс комиссар госбезопасности, пытаясь понять, угадал ли он настроение Хозяина.
— В верном направлении мыслишь, Николай… Ты ретивый служака, это хорошо, но иногда удила закусываешь… Товарищ Каганович не обладал всей полнотой информации, пытался протянуть руку помощи, а ты его — под следствие… Лучше ты мне расскажи, как такой негодяй, как Задов, оказался в рядах чекистов? Молчишь? Или ты считаешь, что член Союза писателей СССР, товарищ Толстой, заврался? Может быть, мы не тех писателей возвышаем?
— Думаю, признанный авторитет нашего литературного цеха, товарищ Толстой, исследовал материалы, перед тем, как написать роман…
— Вот и ты исследуй, Николай. Кстати… А что там с этими пресловутыми документами, что этот Задов всё никак не мог найти? Ягода мне тут сказки рассказывал… Теперь ты… Можно наконец прояснить ситуацию?
Ежов посмотрел в сторону Кагановича, потом на Сталина, пытаясь напомнить о присутствии постороннего в кабинете.
— Лазарь нам не чужой человек. Говори, Николай…
— Продолжаем работать, Иосиф Виссарионович. Та часть, которая касается Троцкого, находится у нас. Это отражено в докладной записке. Касаемо Ленина…