Последний приказ Нестора Махно

Отбиваясь рукоятью револьвера, мужик разбил Петьке верхнюю губу — тот был вынужден отступить.

— Назад! Назад, я сказал! — человек с наганом поднялся на ноги спиной начал пятиться к выходу. По звуку стало понятно, что его напарник пришел в себя и они, хлопнув дверью, спешно ретировались. Схватка секунд двадцать, не более, но сапожнику показалось — что ему показывают кино в замедленной съемке.

Лёвка осмотрелся вокруг, предварительно убедившись, что самовар холодный, поставил его на свободный подоконник. Женщина так и не опускала рук от лица, наблюдая за поведением новых незнакомцев, а сапожник, тяжело кряхтя, попытался встать, не выпуская нож из правой руки.

— От это не надо. Шинелка почти новая, — сказал Лёвка, собирая с пола пачки купюр и поглядывая на сапожный нож. Следующим движением он деньги положил на старый громоздкий сейф, обозначив свои мирные намерения.

— Конспектируете? — Задов среди валявшихся на половых досках купюр обнаружил множество листов, исписанных аккуратным женским почерком.

— Вы кто такие? — сапожник уже стал между женщиной и Задовым, но, похоже, опасности от визитеров ожидать не приходилось.

— Задов. Лев Задов. Анархист-коммунист. А вы меня не знаете, что ли? Прям обидно даже… Меня тут каждая собака знает… — Лева попытался снять напряжение несколько неуклюжей в данной ситуации остротой. — А вы чьих будете? Поговаривают, вы тут недавно?

Лёва протянул сапожнику руку в знак окончательной разрядки ситуации.

— Кошерович. Борис, — сапожник переложил нож из правой руки в левую и ответил на рукопожатие, после чего барышня за его спиной начала тихонько всхлипывать.

— Да уже плакать не стоит, Мария… Разберись-ка с самоваром, гости, похоже, по революционным вопросам пришли. А я пока порядок наведу. Проходите, товарищи, присаживайтесь, — сапожник поднял валявшиеся стулья и поставил возле стола. — Негостеприимно как-то встретили мы передовой отряд революции, ведь такими вы, анархисты, себя считаете, правда?

— Борис, я еще не понял, товарищи мы или нет. Это после вашего чая станет понятно… — Лёва засунул папаху за отворот шинели и без стеснения сел за стол. — Это мой знакомец хороший, Пётр. Мы с ним единомышленники. Садись, Петька, нам теперь никто вроде не мешает…

— Так вы нам жизнь спасли, похоже… Налетчик же таки пальнул, — Кошерович показал взглядом на пробитую пулей жестяную банку с клеем, из которой на пол медленно вытекала тягучая жидкость.

— Значит, так было кому-то надо, — Лёва многозначительно глянул наверх, будто ссылаясь на высшие силы.

Усатый сапожник с крупными, правильными чертами лица рассмеялся, укладывая на полку книги и какие-то записи:

— Вы верите в Бога? Вы же анархист-коммунист. Человек же сам творец своей судьбы, не так ли?

— Я в случай верю, в счастливый случай. На вашем месте я бы в него тоже уже поверил. Вот какого лешего, простите, мы решили именно в этот момент к вам зайти погутарить, не скажете?

— Не скажу. Это действительно счастливое совпадение. А поговорить нам, похоже, есть о чём.

Спустя пару часов Лёва Задов и Пётр Сидоров-Шестеркин, слегка покачиваясь, не спеша двигались в сторону дома, обсуждая своего нового знакомого и его планы.

— Вот теперь перед мамой врать не придется, и грязный, и водкой воняет, — Лёва пребывал в умиротворенном состоянии после вечера у гостеприимного и благодарного Кошеровича.

О пистолете, смотревшем ему в грудь некоторое время назад, Лёва уже и не думал, настолько увлекла его перспектива участия в революционном движении, раскрытая усатым сапожником.

Петька, взяв Лёву под локоть, держался, чтобы не упасть на гололеде и вслух рассуждал:

— Не, ну я не рыжий, это факт. Так я тоже чувствую в себе силы! Мне просто исключительно сильно печет всё внутри, как представлю, что могу вместе с тобой за наше дело бороться! А то мне этот завод уже вот где, — Петька провел ладонью по горлу. — Это ты у нас политический, да… Сидел за дело правое, но я-то тут тоже настрадался! Меня в прошлом году с Боссе выкинули за что? За забастовку! Я ж тоже могу! Ну меньше мне повезло, чем Задову, не сидел я… или наоборот, больше повезло… Да какое уже теперь дело до этого… Только чего-то я не понял, Лёва… Этот Кошерович что, правда главный? Ему можно верить?

Лёва, аккуратно ступая по подмерзшей тропинке, делал всё, чтобы не поскользнуться, и не утянуть за собой изрядно захмелевшего Петьку.

— Та можно, можно…

— Ты прям как батюшка, или как там у вас, ребе… Прямо в душу к нему, что ли, заглянул?

— Петруха! Ты не скажешь мне, часом, у тебя есть знакомые сапожники, у которых в подсобке сейф стоит, а в нём деньги пачками?

— Та у меня вообще знакомых сапожников нет, у меня батя сам тачает, если надо…

— Ну вот, тогда поверь: налетчики сапожников не грабят. Они за его партийной кассой шли. Так что мы не только его от пули спасли, но и всё их большевицкое сливочное масло уберегли. Ещё не знаю зачем, но так карта легла. Случай…

Гуляйполе. 16 ноября 1918 г.