Последний присяжный

Я обычно не завтракаю и в то время, когда подают завтрак, еще сплю. Ничего не имею против того, чтобы работать до полуночи, но вставать предпочитаю тогда, когда солнце уже в зените. Я быстро сообразил, что одним из преимуществ владельца маленького еженедельника является возможность работать допоздна, но и поздно вставать. Статьи можно писать в любое время, главное — вовремя сдать номер в печать. Пятно сам, как известно, появлялся в редакции незадолго до полудня, предварительно, разумеется, заглянув в бюро ритуальных услуг. Меня такой режим вполне устраивал.

На второй день после моего вселения в квартиру над гаражом Хокутов Джилма начала колотить в дверь в половине десятого утра. Она колотила до тех пор, пока я, в исподнем, не притащился в свою крохотную кухоньку и не увидел, что она пытается заглянуть внутрь сквозь жалюзи. По словам хозяйки, она уже готова была вызвать полицию. Остальные Хокуты бродили вокруг гаража, осматривали мою машину и были уверены, что совершено преступление.

Джилма спросила, что я делаю. Я ответил, что мирно спал до тех пор, пока кто-то не начал молотить в эту проклятую дверь. Она поинтересовалась, почему это я еще сплю в половине десятого в будний день. Я потер глаза, пытаясь придумать разумный ответ, и только тут сообразил, что стою перед семидесятитрехлетней девственницей почти голый. Она не сводила глаз с моих бедер.

Хокуты встают в пять, объяснила Джилма. В Клэнтоне никто не спит до половины десятого. Может, я перепил накануне? Они просто волновались, вот и все. Закрыв дверь, я, все еще сонный, заверил ее, что совершенно трезв, поблагодарил за беспокойство, но уведомил, что буду часто оставаться в постели после девяти утра.

В этом кафе мне уже доводилось бывать: несколько раз — не слишком рано — я пил там кофе и однажды обедал. Как владелец местной газеты, я считал себя обязанным вращаться в обществе — в разумное время, конечно, — и искренне намеревался в предстоящие годы писать об округе Форд, его людях, разных его уголках и событиях.

Уайли предупредил, что в кафе спозаранку будет куча народу.

— Как обычно после футбольных матчей и автомобильных аварий, — сказал он.

— А после убийств? — спросил я.

— Их здесь давно не бывало.

Он оказался прав: когда мы вошли, зал был забит до отказа, хотя только что пробило шесть. Уайли кое с кем обменялся приветствиями, кое с кем — рукопожатиями, кое с кем переругнулся. Он здесь был своим и знал всех. Я кивал, улыбался и ловил на себе случайные взгляды. В округе Форд требуются годы, чтобы тебя признали. Местные жители доброжелательны к посторонним, но относятся к ним настороженно.

Мы нашли два свободных места за стойкой, и я заказал себе кофе. Больше ничего. Официантка явно не одобрила меня, однако смягчилась благодаря Уайли, который попросил принести омлет, ветчину по-сельски, крекеры, овсянку и блины — во всем этом холестерола было достаточно, чтобы угробить даже мула.

Все разговоры вертелись только вокруг изнасилования и убийства, да и понятно: если даже погода способна была вызывать здесь оживленные споры, представьте себе, какую бурю подняло настоящее убийство. Сто лет Пэджиты держали округ в кулаке, пора всех их отправить в тюрьму. И для этого, если потребуется, окружить остров национальной гвардией. Маккей Дон должен уйти, слишком долго он был марионеткой в их руках, позволял этой банде мошенников гулять на свободе и думать, что закон писан не для них. Теперь вот еще и это.

О Роде говорили мало, поскольку никто о ней почти ничего не знал. Кто-то слышал, что она бывала в барах, расположенных вдоль границы округа, кто-то — будто бы она спала с каким-то здешним юристом. С кем именно — неизвестно. Просто слухи.

Слухами гудело и кафе. Парочка наиболее горластых посетителей поочередно держали трибуну, и меня поразило, как безответственно выдавали они свои версии случившегося. Жаль, что я не мог опубликовать все те диковинные сплетни, которых мы наслушались.

Глава 5

Тем не менее напечатали мы немало. Заголовок вверху первой полосы гласил, что Рода Кассело изнасилована и убита, а Дэнни Пэджит задержан по подозрению в совершении этого преступления. Заголовок можно было прочесть с расстояния двадцати ярдов, стоя на любом углу площади перед зданием суда.

Под заголовком были помещены два снимка: Рода в бытность старшеклассницей и Пэджит в момент, когда его вели в тюрьму в наручниках. Уайли отлично ухватил момент. Снимок получился классный: Пэджит презрительно ухмылялся, глядя прямо в объектив. Кровь была у него и на лбу — след аварии, и на рубашке — след убийства. Тип выглядел мерзким, злобным, высокомерным, пьяным и безоговорочно виновным, я не сомневался, что фотография станет сенсацией. Уайли считал, что лучше бы нам этого избежать, но мне было двадцать три года — возраст, не располагающий к осторожности. Я жаждал донести до своих читателей всю правду, какой бы отвратительной она ни была. Я хотел, чтобы газета продавалась.