Последний присяжный

Защитник обвиняемого швырнул газету на стол с таким выражением лица, словно это была какая-то зараза, и в притворном недоумении покачал головой.

— Детей двое, так, мистер Трейнор?

— Да. Мальчик и девочка.

— Сколько лет мальчику?

— Пять.

— А девочке?

— Три.

— А вам сколько, мистер Трейнор?

— Двадцать три.

— Сколько судебных процессов вам довелось освещать в свои двадцать три года?

— Ни одного.

— А на скольких процессах вы присутствовали?

— Ни на одном.

— Раз вы столь несведущи в процессуальных процедурах, откуда вы черпали основы юридических знаний для написания этих статей?

В этот момент я, пожалуй, мог бы обратить оружие против себя самого, окажись оно при мне.

— Юридических знаний? — переспросил я, словно он говорил на незнакомом языке.

— Именно, мистер Трейнор. Много ли вам удалось обнаружить дел, в которых пятилетним детям было позволено свидетельствовать в суде?

Я метнул взгляд в сторону Бэгги, но тот, видимо, вообще заполз под лавку.

— Ни одного, — ответил я.

— Отличный ответ, мистер Трейнор. Ни одного. За всю историю этого штата ни один ребенок моложе одиннадцати лет никогда не свидетельствовал в уголовном суде. Пожалуйста, запишите это себе где-нибудь и запомните на будущее, когда снова попытаетесь будоражить читателей подобными бульварными приемами.

— Довольно, мистер Уилбенкс, — прервал его судья Лупас, с моей точки зрения, недостаточно сурово. Не сомневаюсь, что и он, и другие юристы, в том числе, вероятно, и Гарри Рекс, испытывали удовольствие, наблюдая за расправой над невеждой, имевшим неосторожность сунуться в юридические дебри и заблудившимся в них. Даже мистер Гэддис, похоже, злорадствовал, глядя, как я истекаю кровью.

Люсьен был достаточно умен, чтобы вовремя прекратить кровопускание. Промычав что-то вроде: «Я с ним закончил», он сел. Мистер Гэддис вопросов ко мне не имел. Секретарь сделал знак, что я свободен. Возвращаясь на свое место, туда, где Бэгги забился под лавку, как бездомный пес, спасающийся от града, я старался держаться прямо и до окончания слушаний делал вид, что делаю заметки в блокноте, но важно-серьезный вид мне явно не давался. Я ощущал на себе взгляды со всех сторон. Я был унижен и хотел только одного: на несколько дней спрятаться у себя в кабинете.

Уилбенкс закончил свою речь страстным призывом во имя справедливости перенести процесс куда-нибудь подальше, быть может, даже на побережье залива, туда, где кто-то, вероятно, и слышал о преступлении, но никто не был «отравлен» — опять это ужасное слово! — тем, как оно подавалось в «Таймс». Он так увлекся бранью в мой адрес и в адрес газеты, что немного перешел границу. В своей итоговой реплике мистер Гэддис напомнил судье старое изречение о том, что излишняя горячность выдает слабость позиции.

Я записал его, после чего стремительно вышел из зала, будто спешил по неотложному делу.

Глава 11

На следующее утро Бэгги ворвался в мой кабинет со свежей новостью: Люсьен Уилбенкс только что отозвал ходатайство о переносе места слушаний. Как обычно, Бэгги фонтанировал аналитическими соображениями.

Первое состояло в том, что на самом деле Пэджиты и не хотели переноса дела в другой округ. Они якобы прекрасно знают, что Дэнни на сто процентов виновен и почти наверняка будет осужден в любом округе при условии правильно отобранного жюри. Единственный шанс для них — получить присяжных, которых они могут либо подкупить, либо запугать. Поскольку обвинительный приговор должен быть единогласным, достаточно одного-единственного голоса в пользу Дэнни — и жюри окажется расколотым; судье в соответствии с законом придется объявить суд несостоявшимся. Разумеется, будет назначено новое разбирательство, но результат окажется таким же. После трех или четырех попыток штат сдастся.

Несомненно, Бэгти провел в суде все утро, обсуждая вчерашнее заседание со своими одноклубниками, и излагал теперь объединенную компетентную точку зрения юристов. Он объяснил, что вчерашние слушания были срежиссированы Люсьеном Уилбенксом как подготовка к суду. Тому имелось два подтверждения. Во-первых, Люсьен провоцировал газету напечатать снимок Дэнни в тюремном облачении. Во-вторых, вытащил меня на свидетельское место, чтобы публично снять с меня стружку.

— И это удалось, будь он проклят, — признал мой сотрудник.

— Большое тебе спасибо, Бэгги, — съязвил я.

Далее Бэгги разъяснил, что, готовя почву для будущего процесса, который, как ему все это время было отлично известно, состоится здесь, в Клэнтоне, Уилбенкс хотел, чтобы «Таймс» придержала свою прыть в его освещении.

В-третьих или в-четвертых, Люсьен Уилбенкс никогда не упускал возможности покрасоваться перед публикой. Бэгги видел это много раз и рассказал мне несколько историй на эту тему.

Не уверен, что я до конца разделял его далеко идущие выводы, но все остальное в данный момент казалось бессмысленным: зачем бы еще Уилбенксу тратить время и силы на двухчасовое представление, зная, что это всего лишь спектакль? Я не сомневался, что в судах может происходить кое-что и похлеще.

* * *