Последний присяжный

— Вы имеете в виду мисс Калли?

— Ага. Как она насчет газовых камер?

— Понятия не имею. Мы с ней об этом не говорили.

— Она нас беспокоит, так же как и этот калека.

Гарри Рекс как-то незаметно включился в процесс, так что у окружающих создалось впечатление, будто он работает на Эрни Гэддиса и штат. И он был не единственным в городе адвокатом, который поддерживал обвинение.

— Им понадобилось меньше часа, чтобы признать его виновным, — напомнил я. — Разве это не добрый знак?

— Видите ли, присяжные порой ведут себя непредсказуемо, когда приходит пора ставить подпись под смертным приговором.

— Ну и что? Тогда он получит пожизненное заключение. Судя по тому, что я слышал о тюрьме Парчмен, лучше газовая камера, чем пожизненный срок в таком месте.

— Так-то оно так, Уилли, но пожизненное... оно ведь вовсе не пожизненное, — проговорил он, вытирая лицо бумажным полотенцем.

Я положил свой сандвич на тарелку, а он принялся за следующий.

— А какое же оно? — удивился я.

— Десять лет, может, и меньше.

Я попытался осмыслить услышанное.

— Вы хотите сказать, что срок пожизненного заключения в Миссисипи равняется десяти годам?

— Именно. По истечении десяти лет, а если повезет, то и раньше, убийца, приговоренный к пожизненному заключению, получает право условного освобождения под честное слово. Безумие, правда?

— Но почему?..

— Не пытайтесь это понять, Уилли, просто таков закон. Он существует уже пятьдесят лет. Однако самое плохое то, что присяжные этого не знают. И сказать им нельзя. Хотите салата?

Я отрицательно покачал головой.

— Наш многомудрый Верховный суд решил, что присяжные, знай они, насколько легким на самом деле окажется наказание, могут проявить чрезмерную склонность к вынесению смертных приговоров. А это якобы несправедливо по отношению к осужденному.

— Пожизненное заключение равняется десяти годам?.. — пробормотал я, не веря своим ушам. В Миссисипи много нелепых законов. В день выборов, например, все магазины, торгующие спиртным, должны быть закрыты, будто избиратели, напившись, могут выбрать не тех людей. И вот еще один немыслимый закон.

— Вы правильно поняли, — подтвердил Гарри Рекс, запихивая в рот последний огромный кусок сандвича. Потом взял с полки конверт, открыл его, достал большой черно-белый снимок и подтолкнул его мне через стол. — Вас застукали, приятель, — заметил он со смехом.

На снимке я был запечатлен выходящим из номера Джинджер в мотеле. Я выглядел усталым, с похмелья и словно бы в чем-то виноватым, но в то же время, как ни странно, и довольным.

— Кто это сделал? — спросил я.

— Один из моих парней. Следил там за неверной супругой моего клиента, увидел вашу маленькую коммунистическую машинку и решил позабавиться.

— Не он один.

— А она горячая штучка. Мой парень пытался снимать через занавеску, но не смог найти подходящей точки.

— Хотите автограф?

— Нет, оставьте себе на память.

* * *

После трех часов обсуждения присяжные зашли в тупик, о чем и сообщили судье в переданной через секретаря записке. Лупас объявил возобновление заседания, и мы ринулись через улицу.

Если присяжные не пришли к единому мнению относительно смертной казни, значит, согласно закону, судья назначит пожизненное заключение.

В ожидании выхода присяжных аудитория тревожно бурлила. Что-то пошло не так. Неужели происки Пэджитов увенчались-таки успехом?

Лицо мисс Калли было каменным, я никогда еще такого не видел. Миссис Барбара Болдуин явно только что плакала. Несколько мужчин выглядели так, будто побывали в кулачном бою и рвались его продолжить.

Председатель жюри встал и нервно объяснил его чести, что мнения присяжных разделились и за минувшие часы они не смогли достичь никакого прогресса в своих дебатах. Он оценивал перспективу единогласного вердикта скептически, так что они готовы были разойтись по домам.

Судья Лупас поименно опросил каждого присяжного: считает ли персонально он или она, что вероятность единогласного решения еще существует? Все ответили на вопрос отрицательно.

Я почувствовал, как в зале нарастает тревога. Люди взволнованно перешептывались, что, разумеется, не способствовало спокойствию присяжных.

Тогда судья Лупас предпринял то, что Бэгги впоследствии назвал «взрывоопасным решением»: прежде чем отправить присяжных на новый тур переговоров, он без подготовки прочел им лекцию об обязанности соблюдать требования закона и держать обещание, данное ими во время процедуры отбора жюри. Это была суровая и пространная речь, начисто лишенная каких бы то ни было признаков раздражения.

Не сработало. Два часа спустя ошеломленный зал слушал, как судья Лупас пытался снова надавить на присяжных — с тем же результатом. Ему оставалось лишь ворчливо поблагодарить всех и распустить по домам.