Последний присяжный

Разница между двумя этими собраниями поражала. Белые родители были рассержены и напуганы наступлением рокового дня, я видел даже плачущих матерей. В «черной» школе царила атмосфера триумфа. Здесь родители тоже были озабочены, но и воодушевлены тем, что их дети наконец получат возможность посещать хорошие школы. Хотя до приличных жилищных условий, достойной работы и удовлетворительного медицинского обслуживания было еще ой как далеко, интеграция в государственную систему образования представляла собой огромный шаг вперед на пути их борьбы за гражданские права.

Мисс Калли и Исав тоже явились на собрание. Соседи оказывали им знаки глубокого уважения, ведь еще шесть лет назад они отдали Сэма в белую школу, которая в те времена была для черного ребенка все равно что клетка со львами. В течение трех лет он был там единственным черным учеником, и семье пришлось дорого заплатить за это. Однако теперь казалось, по крайней мере им самим, что страдания были не напрасны. Спросить у Сэма, так ли это, возможности не представлялось, поскольку его здесь не было.

Еще одно собрание — только белых горожан, принадлежащих к верхушке среднего класса, — состоялось в Первой баптистской церкви. Организаторы этого митинга еще раньше начали сбор средств на строительство частной привилегированной школы, теперь же создание фонда внезапно стало насущной и безотлагательной необходимостью. Присутствовали несколько врачей и адвокатов, а также большинство членов престижных загородных клубов. Их дети, судя по всему, были слишком хороши, чтобы ходить в школу вместе с черными.

Очень быстро было решено уже к началу учебного года открыть школу в заброшенной фабрике на южной окраине города, сняв помещение на год или два, до тех пор, пока не будет построено новое здание. А между тем организаторы наспех собирали деньги на оплату учителей и закупку учебников, хотя гораздо больше, чем потребность избежать совместного обучения белых детей с черными, их волновала судьба футбольной команды. Порой участники собрания прямо-таки впадали в истерику, будто бы на три четверти процентов белая школьная система грозила их детям смертельной опасностью.

Я написал длинные репортажи, снабдив их крупными заголовками. Гарри Рекс оказался прав: наши продажи увеличились. К концу июля 1970 года тираж «Таймс» перевалил за пять тысяч — прежде такое показалось бы невероятным. После дела Роды Кассело и кампании школьной десегрегации я начал понимать то, что втолковывал мне в Сиракьюсе Ник Динер: «Хороший маленький еженедельник в провинциальном городке печатает не статьи, он печатает деньги».

Мне требовались новости, а Клэнтон поставлял их недостаточно. Когда случались недели затишья, я печатал напыщенные статьи об апелляциях, которые подавали Пэджиты. Обычно, помещенные в подвальном отделе первой полосы, они звучали так, словно парня могли с минуты на минуту выпустить из Парчмена, но едва ли моих читателей это продолжало волновать. Однако в начале августа газета пережила новый бум: Дейви Басс Болтун открыл мне глаза на специфику традиций школьного футбола.

Уилсон Коудл спортом не интересовался. Это оставалось бы его личным делом, если бы все остальное население Клэнтона каждый пятничный вечер не жило исключительно успехами и заботами местных «Пантер». Коудл задвигал Басса с его репортажами на последнюю страницу и почти никогда не публиковал спортивных снимков. Я же почуял запах денег, и «Пантеры» стали у меня героями первой полосы.

* * *

Мою собственную футбольную карьеру прервал в девятом классе садист — отставной морской пехотинец, которого почему-то наняли нас тренировать. Мемфис в августе — это сплошной тропический кошмар; в это время года какие бы то ни было занятия футболом должны быть вообще категорически запрещены. Тем не менее я вместе с товарищами наматывал круги по тренировочному полю в полной амуниции, включая шлем, при девяноста пяти градусах жары[11] и чудовищной влажности, а тренер по некой загадочной причине запрещал нам пить. Рядом находились теннисные корты, и однажды, после того как меня из-за перегрева вывернуло наизнанку, я заглянул туда. Две девушки и два юноши перебрасывались мячами. Присутствие девушек делало картину весьма привлекательной, но что по-настоящему заворожило меня, так это большие бутылки с холодной водой, которую игроки пили, когда им хотелось.

Я распрощался с футболом, сменив его на теннис и девушек, и ни разу в жизни об этом не пожалел. В моей школе матчи проводились по субботам после полудня, поэтому я в отличие от практически всего остального населения округа не был адептом религии Пятничного Вечернего Футбола.

Теперь, однако, с готовностью стал ее новообращенным приверженцем.

* * *