Последний проблеск света (ЛП)

Его хриплые вздохи сменяются сдавленными звуками, а потом он выходит из меня, и его лицо искажается. Он все еще смотрит мне в глаза, сжимая себя в момент оргазма и кончая мне на живот.

По какой-то причине наш зрительный контакт не менее интенсивный, чем мои оргазмы.

Даже интенсивнее.

У меня в горле стоит ком, а глаза щиплет от слез, когда Трэвис испускает протяжный низкий стон и падает на меня.

Обычно он так не делает. Обычно он ложится рядом со мной. Но на сей раз он падает на меня сверху, и я обвиваю его руками. Его сперма теперь размазана по нашим животам, но нам обоим наплевать.

Он тяжело дышит в изгиб моей шеи. Его тело горячее и тяжелое.

Спустя пару минут он поднимает голову и смотрит на мое лицо.

— Ты в порядке?

— Да. Мне хорошо. Очень хорошо.

— Я был не слишком груб, нет?

— Нет. Ровно столько грубости, сколько мне хотелось.

— Ты сказала мне остановиться.

— Да, но не потому, что ты был слишком груб. А потому, что если бы я кончила еще раз, я могла бы попросту потерять сознание или умереть от удовольствия.

Он усмехается, черты его лица расслабляется.

— Тогда хорошо.

— Да. Даже лучше, чем хорошо.

— Ты бы сказала мне, если бы я был слишком груб, верно?

Мое сердце сжимается от робкого вопроса в его глазах.

— Да. Я бы сказала тебе, Трэвис. Я же сама просила жестко. Если я правильно припоминаю, я умоляла об этом.

— Да. Наверное. Просто убеждаюсь. Хочу быть уверенным, что хорошо с тобой обращаюсь.

Я поглаживаю его щеки обеими руками.

— Трэвис, ты хорошо со мной обращаешься. Ты всегда хорошо со мной обращаешься. Я никогда не встречала кого-нибудь, кто обращался бы со мной лучше.

— Хорошо, — он делает паузу. Затем бормочет: — Взаимно.

Я неуверенно улыбаюсь ему в ответ, когда он наклоняет свое лицо к моему. Мое сердце замирает, как всегда, когда мне кажется, что он может поцеловать меня, но он этого не делает.

Вместо этого он утыкается носом в мое горло, прижимаясь мягким поцелуем к точке, где бьется пульс.

Это кажется неожиданно нежным, и я обвиваю его руками, обнимая.

Теперь его тело стало более мягким. Не таким обжигающе горячим.

Мы еще несколько минут лежим, прижавшись друг к другу, пока я не спрашиваю:

— Ты не навредил своей лодыжке из-за всей этой активности, нет?

— Нет. Все просто прекрасно, — он глубоко выдыхает. Я чувствую, как воздух покидает его легкие.

Я сглатываю. Мои руки слегка поглаживали его спину, но теперь замирают.

— Да.

— Наверное, нам следует уехать завтра.

У меня сводит живот, хотя я знаю, что это правильно. Мы должны это сделать. Возможно, человеческая натура снова сводится к тому, что каждый сам за себя в погоне за выживанием, но оставаться здесь, пока всем нашим близким грозит опасность — это попросту невыносимо и эгоистично.

— Д-да.

Он поднимает голову и встречается со мной взглядом.

— В конце концов, придется уйти. Наши люди нуждаются в нас.

Он не говорит этого вслух, но я знаю, что он думает о Шэрил.

Его связь с ней всегда будет сильнее, чем его связь со мной. По веским причинам. Он знал и любил ее много лет.

Трэвис — мой попутчик и временный партнер для секса, но я не настолько глупа, чтобы ожидать чего-то другого.

Может, я и молода, но не глупа.

Место, в которое превратился этот мир, способно лишь вредить. И в конце концов ты теряешь людей, которых любишь.

Я снова пытаюсь улыбнуться.

— Приятно было побыть здесь, иметь возможность отдохнуть… но сейчас пора уходить.

Что-то меняется в выражении лица Трэвиса. Что-то, чему я не могу дать названия.

— Да. Пора идти.

В тот вечер на ужин я готовлю красную фасоль с рисом. Я нарезаю и обжариваю на гриле несколько консервированных сосисок, чтобы добавить к гарниру. Я не была уверена насчет этих сосисок, потому что мясо в банке — это «кот в мешке», но на самом деле они довольно вкусно сочетаются с фасолью и рисом, и Трэвис несколько раз за едой говорит, как ему это нравится.

Псу это тоже нравится. Он получает несколько кусочков сосисок.

Когда мы прибрались, я выпускаю пса и сажусь на заднюю ступеньку, пока он убегает в лес. Вечер кажется приятным. Воздух не очень густой и не слишком горячий.

Есть одно место за деревьями, откуда я могу видеть закат.

Трэвис выходит, чтобы присоединиться ко мне с остатками своей бутылки пива, и молча садится рядом. Он кладет предплечья на бедра, слегка наклоняясь вперед, чтобы увидеть, как солнце садится на небе.

Интересно, испытывает ли он те же тяжелые и душераздирающие чувства, что и я?

Мне действительно понравилось это место, и завтра мы должны его покинуть.

— Фиолетовым будет, — говорит Трэвис после нескольких минут молчания.

Я оглядываюсь и вижу, что его глаза устремлены в небо.

Он прав. Закаты после падения астероида стали странными. Дымка в небе меняет их внешний вид, цвет. Какое-то время цвета там вообще не было. Ничего, кроме тусклой серости. Но цвет вернулся примерно в прошлом году, уже не такой яркий, как раньше, и обычно преобладает один оттенок.

Сегодня вечером цвет темно-фиолетовый.