И я тоже молчу.
Правда в том, что я не особо хочу двигаться дальше.
В этом странном маленьком доме настолько безопасно и уютно, насколько это возможно в нынешнем мире. У нас есть стабильное электричество. Водопровод. Укрепленные окна и двери. Предостаточно еды и припасов. Мы в глуши и не видели ни единой живой души поблизости. Мы можем хорошо спать, хорошо есть и не беспокоиться, что на нас в любой момент нападут.
Я хочу остаться здесь, но мы не можем. Если только я не готова пожертвовать ради этого всеми моими близкими.
А я не готова.
Я точно знаю, что Трэвис не готов пожертвовать Шэрил.
Это означает, что нам нужно уходить как можно скорее.
Однажды днем мы хороним кости человека, который построил и снабдил этот дом всем необходимым. Я читаю небольшую молитву над его могилой. Я ничего не знаю об этом человеке. Возможно, он был параноиком-психопатом или самым большим мудаком в мире, но то, что он оставил после себя, стало благословением для нас, и я хочу поступить правильно с его останками.
На третий день Трэвис клянется, что слышит диких индеек в лесу, поэтому берет свое охотничье ружье, чтобы отправиться на их поиски, все еще слегка прихрамывая.
Большая часть растительности погибла несколько лет назад из-за пепла и затмившегося солнца, но кое-что, наконец, начинает возвращаться. Мы слышали жуков. Мы видели птиц.
Не исключено, что другие животные тоже постепенно возвращаются.
У меня нет никакого желания охотиться на дикую индейку, поэтому я остаюсь дома. Трэвис пытается уговорить пса пойти с ним, но вместо этого он забирается ко мне на диван.
Чем больше я узнаю этого пса, тем больше убеждаюсь в том, какой он умный.
Трэвиса нет уже два часа, а я все еще растянулась на диване и читаю старый шпионский роман, который нашла в коробке под кроватью. Книга не в моем вкусе, но это лучше, чем ничего. Пес тоже растянулся, втиснувшись между моими ногами и спинкой дивана, и громко храпит.
Время от времени я наклоняюсь и глажу пса по голове.
Сегодня хороший день. Я чиста, сыта, мне уютно, и у меня есть книга для чтения. И Трэвис запер за собой дверь, так что я в безопасности.
Я говорю себе, что нам нужно уехать завтра. Мне нужно сказать об этом Трэвису, как только он вернется.
Я слышу, как Трэвис отпирает входную дверь, как будто мои мысли вызвали его. Он заходит в главную комнату, выглядя горячим и суровым в своих поношенных джинсах и старой серой футболке с оторванными рукавами.
Я улыбаюсь ему, когда он опускает свое охотничье ружье.
— Не нашел никаких индеек?
— Нашел, — говорит он, подходя, чтобы почесать за ушами пса, который несколько раз слегка виляет хвостом, не двигаясь и не открывая глаз. — Но их было только двое. Самец и самка. Не хотел убивать ни одного из них, так как у нас здесь полно еды.
— Логично. Свежая индейка была бы очень кстати, но я рада, что ты не убил бедняжек.
Я все еще улыбаюсь, когда Трэвис подталкивает меня, освобождая себе место на диване. Мы все трое тесно прижаты друг к другу, и мне практически приходится лежать на нем сверху.
Я не против.
Он удерживает меня на месте, обняв одной рукой, и пес бросает на нас недовольный взгляд, когда ему приходится вставать и заново устроиться, плюхнувшись нам на ноги.
— Как твоя книга? — спрашивает Трэвис.
— Ну. Нормально. Лучше, чем ничего.
— Надо было пойти со мной на охоту.
— Я не охотник.
— Я никого не убивал. Но я видел кролика.
— Да? — я поднимаю голову, чтобы посмотреть на выражение его лица. Он выглядит расслабленным и довольным, но в то же время в его глазах светится восторг. Должно быть, он наслаждался проведенным днем.
— Да. Кролика, индюшек и кучу других птиц.
— Каких?
— Несколько кардиналов. Голубую сойку. Три синицы. И пару ворон.
— Ух ты. Поверить не могу, что их было так много, — я прижимаюсь щекой к его груди. Я чувствую биение его сердца. Быстрое и размеренное. — Жаль, что я не увидела синиц. Они такие милые маленькие пташки. Они часто прилетали к птичьей кормушке моей бабушки. Другие птицы садились прямо на кормушку и отъедались, но синицы всегда хватали один маленький кусочек и взлетали на ветку, чтобы съесть его. Но когда других птиц отпугивала кошка или что-то в этом роде, синицы всегда были самыми храбрыми. Они всегда первыми возвращались к кормушке.
Похоже, Трэвис улыбается, когда бормочет:
— Тебе следовало пойти со мной на охоту. Могла бы увидеть синиц.
— Вороны мне тоже нравятся. У них такие повадки. Всегда кажется, что они обращаются прямо к тебе.
— Вероятно, так оно и есть. Вороны — одни из немногих птиц, которые могут узнавать конкретных людей.
— В самом деле? Я этого не знала.
— Да. Вороны очень умны. Когда я был ребенком, соседский мальчик часто кричал и швырял чем попало в пару ворон, которые ошивались на нашей улице. Прошло совсем немного времени, и каждая ворона в городе начинала каркать над этим мальчиком всякий раз, когда видела его. Я почти уверен, что вороны на моей улице рассказали о нем всем другим воронам. Они все ненавидели этого парня.
Я хихикаю над мысленной картиной, которую нарисовал его рассказ.
— Похоже, он это заслужил.