Последний проект

– Как ты думаешь, мы успеем попасть в «Оливы», если отправимся туда немедленно? – спросила она, бросив взгляд на свои часики.

– Можем попытаться, – ответил я.

«Оливы» был итальянским рестораном в Чарльзтауне. Столик я заранее, естественно, не заказал, но мы успели попасть в заведение до шестичасового наплыва посетителей, и нам отыскали место на углу одного из больших деревянных столов. Вскоре в ресторане яблоку негде было упасть. Там было весело, шумно, тепло, и, как всегда, подавали отменную еду.

Мы сделали заказ и с любопытством огляделись по сторонам.

– Помнишь, как мы были здесь в первый раз? – спросила Лайза.

– Конечно, помню.

– А помнишь, как мы все говорили и говорили? Они пытались выпроводить нас, поскольку столик был заказан кем-то другим, а мы не уходили.

– И это помню. В результате мы пропустили первую половину фильма Трюффо.

– Который в любом случае оказался полным барахлом.

– Рад, что ты хоть сейчас это признаешь! – рассмеялся я, и тут же с изумлением заметил, что Лайза смотрит на меня как-то странно.

– А я очень рада, что тебя встретила.

Это были очень нужные для меня слова. Я улыбнулся и сказал:

– А я рад, что встретил тебя.

– Ты – ненормальный.

– А вот и нет. За то время, пока мы вместе, ты очень много для меня сделала.

– Например?

– Ну, я не знаю… Ты вытащила меня из моей скорлупы, дала возможность открыто проявить чувства, сделала меня счастливым.

– Да, в то время, когда мы встретились, ты был застегнутым на все пуговицы бриттом, – согласилась она.

Это было действительно так. И в некотором роде я по-прежнему таковым и оставался. Однако Лайза помогла мне убежать от моей прошлой жизни в Англии. Помогла избавиться от ненавидевших друг друга и сражающихся за мою душу родителей, от вечных традиций Мальборо и Кембриджа, и от нашего семейного полка, с их незыблемыми правилами, предписывающими, как себя вести, что думать и что чувствовать.

– Мне, правда, очень жаль, что я вчера вела себя, как последняя стерва, – сказала она.

– Забудь. Неделя была просто ужасной.

– Забавно. Это накатывает на меня какими-то волнами. В какой-то момент, думая о папе, я чувствую себя относительно спокойно, а уже через секунду готова лезть на стену. Вот, как сейчас… – Лайза умолкла, и по её щекам покатились слезы. – Я хотела сказать, что сейчас чувствую себя отлично, – с вымученной улыбкой продолжила она, – но посмотри, что из этого получилось… – она шмыгнула носом и добавила: – Прости, Саймон. Я просто в полном развале.

Я протянул руку и прикоснулся к её ладони. Никто из множества окружающих нас людей, похоже, не заметил горестного состояния Лайзы. Мне казалось, что шум голосов создает в зале фон и служит какой-то завесой, обеспечивая нам островок уединения.

Лайза высморкалась и слезы прекратились.

– Как мне хочется узнать, кто его убил, – сказала она.

– Скорее всего, какой-нибудь грабитель. Дом стоит на отшибе. Может быть, преступник решил, что сможет незаметно обокрасть жилье, а Фрэнк застал его врасплох.

– Думаю, что полиция пока не вышла на след. Иначе мы об этом услышали бы.

– Да, кстати. По-моему я тебе еще не говорил. Пару дней назад меня в офисе навестил сержант Махони.

– И что он сказал?

– Задал пару вопросов о том, где я находился, после того, как покинул дом твоего отца. Похоже, что в то время, когда я прогуливался по пляжу, Фрэнк беседовал по телефону с Джоном. Махони пытался найти объективные подтверждения моему рассказу.

– И удачно?

– Он не нашел никого, кто видел бы меня на пляже. В целом у меня сложилось впечатление, что сержант в расследовании не продвинулся. Я по-прежнему остаюсь у него подозреваемым номер один.

– О, Саймон, – она стиснула мою руку.

– Ты рассказала ему о процессе, который ведет Хелен?

– Да. А это имеет какое-нибудь значение? Он тебя о ней расспрашивал?

– Да. Сержант сказал, что Фрэнк умер весьма для меня удачно, и что теперь мы можем позволить себе подать апелляцию. Мне становится тошно, когда я об этом вспоминаю.

– Прости, Саймон. Он спрашивал меня о деньгах и интересовался, не было ли между вами в связи с этим каких-нибудь разногласий. Я подумала, что лучше будет сказать ему всю правду.

– Все правильно, – улыбнулся я. – Всегда лучше говорить правду. Если нас поймают на том, что мы что-то скрываем, будет еще хуже.

– Не беспокойся, Саймон. У них против тебя нет никаких улик.

– Ты, наверное, хочешь сказать, «материальных улик». Однако надо признать, что я несколько обеспокоен. – Официант принес нам бутылку Кьянти, и я наполнил вином бокалы. – Махони совершенно определенно положил на меня глаз. Возможно, потому, что я – англичанин. Или, вернее, потому, что мне пришлось служить в Северной Ирландии.

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

– Он спросил, не приходилось ли мне убивать людей, и я ответил, что приходилось. В Ирландии.

– Вполне возможно, – пожала плечами Лайза. – Сержант, вне сомнения, ирландец. Несмотря на мирное соглашение, множество людей в этом городе по-прежнему испытывают симпатию к Ирландской революционной армии.

Я ответил ей вздохом.