Последний проект

«Дорогой, Саймон, у меня имеются для тебя кое-какие новости. Вчера я была на приеме у нашего домашнего врача, и он сказал, что у него не осталось никаких сомнений — я беременна.

Я считаю, что ты вправе узнать об этом одновременно со мной. Но ты одновременно должен узнать и то, что я не намерена менять своего решения остаться в Калифорнии. Я хочу находиться как можно дальше от Бостона, от тебя, от смерти папы а, если такое возможно, то и от себя. Есть проблемы, решать которые я сейчас не способна. Я по-прежнему не знаю, виноват ли ты в смерти папы и смогу ли я тебе когда-нибудь снова верить.

Твои и мои родители не справились с нашим воспитанием, и я не хочу, чтобы нечто подобное случилось бы и с нашим ребенком. Надеюсь, что здесь, в Калифорнии, я могу начать все заново, создать новую жизнь для себя и младенца, которого ношу в своем чреве.

Я знаю, что ты звонил маме. Не пытайся установить со мной связь, я должна быть вдалеке от тебя. Надеюсь, что наступит момент, когда я буду в силах на тебя смотреть и с тобой разговаривать. Но это не сейчас.

Лайза».

Я перечитывал письмо снова и снова, лишь для того, чтобы убедиться в том, что я все понял правильно. Во мне бушевал ураган противоречивых чувств. Во-первых, это был первобытный восторг от того, что мне предстояло стать отцом. Скоро на свет должно было появиться маленькое человеческое существо, в создании которого я тоже принимал участие.

Но увижу ли я его когда-нибудь?

Мы не планировали иметь ребенка. Более того, мы даже никогда не говорили о детях. Мы как бы молча соглашались с тем, что это — вопрос отдаленного будущего и что здесь таится потенциальная конфликтная ситуация, наступление которой нам хотелось по возможности отдалить.

Для неё, как и для меня, принадлежность к разным религиозным конфессиям и национальные различия никакого значения не имели. Совсем напротив, это освобождало нас от влияния тех традиций, в которых мы воспитывались с детства. Но как быть с нашими детьми? Мне хотелось взрастить наших будущих отпрысков в английском духе, что означало частную школу и хотя бы поверхностное знакомство с Англиканской церковью. Я хотел это не ради себя, а ради своих предков, перед которыми я испытывал чувство долга. Титул, не имеющий для меня никакого значения, должен перейти к моим детям, так же как и часть традиций, в которых я был воспитан. Суть проблемы заключалась в том, что Лайза, как я подозревал, испытывала точно такие же чувства, но только с обратным знаком. Иудаизм, как известно, наследуется по женской линии.

Как бы то ни было, но в данный момент все эти рассуждения имели чисто академический интерес. Лайза была беременна. Она намеревалась потребовать себе все права на ребенка и оставить его у себя в Калифорнии. Внутренняя ирония ситуации меня задевала. И задевала очень болезненно. Помимо моей воли получалось так, что я следую всем худшим традициям своей семьи, разбрасывая своих отпрысков по всем уголкам земного шара. И я, наверное, в сотый раз задал себе вопрос, нет ли у меня где-нибудь братьев и сестер, о которых отец не удосужился мне сказать. Как я мог оказаться таким снобом, чтобы цепляться за этот глупый титул? Одним словом, получалось так, что я — несмотря на все свои старания — оставался все тем же вшивым англичанином, желающим видеть в детях свое подобие. Итак, ребенку повезет, если его будут держать от меня подальше.

Перестань нести чушь, сказал я себе. Ведь для тебя не имеет никакого значения, кем будут твои дети — англичанами, американцами, евреями или индусами. Для тебя будет иметь значение лишь то, что твоего ребенка родила Лайза.

Я не сомневался в том, что стану хорошим отцом, а она — прекрасной матерью. Я представил, как мы все вместе веселимся. Папа и мама весело хохочут, а их несмышленое дитя что-то радостно бормочет, пуская пузыри. Итак, теоретически мы могли бы создать превосходную, крепкую семью.

Если Лайза предоставит нам такой шанс.