Последний пророк

Я стал Этим. Силой и Волей. Каждая крупинка песка была мною, я мог ее почувствовать — нет, я чувствовал ее, и в ней, в каждой без исключения, заключался целый бескрайний мир, Вселенная со всеми звездами и планетами и галактиками, с мириадами богов и демонов… Упоение, восторг, щемящая радость — и любовь, любовь!.. В сердце преисподней, на дне всех существующих бездн, на самом пределе жути — такое пламя, такая страсть, такое ликование! Я был слепящим светом самой совершенной, исчерпывающей Любви, и каждый луч этого чудесного света мог достигать по моему желанию любой точки пространства и времени, исцелять мгновенно все тяжкие страдания, воскрешать мертвых, утолять голод и жажду живых. Не было такой раны, такой язвы, которой бы не коснулся я светом, и на месте ран тотчас вспыхивало сияние. Вся боль, все несчастья, все отчаяние, что существовало среди людей, были исцелены раз и навсегда, все кривые пути исправлены, изгнана тьма… Не было больше пустоты — все-совершенная наполненность, счастье, счастье разливалось, струилось кругом. Буйная зелень пробивалась сквозь иссохшую пустыню, дивные цветы источали тончайшие ароматы, реки текли медом и молоком, а звезды улыбались… И такое тепло, такая сердечность была во всем, живом и неживом, в прошлом и будущем, такая Мудрость Замысла открылась вдруг, такое ясное солнце взошло над землей…

Когда я открыл глаза, стояла абсолютная тишина. Мир не изменился ни на йоту. Каждая песчинка лежала на своем месте, и текли застывшими волнами розоватые, лимонные и желтые барханы, устремляясь по-прежнему к горизонту. Но я не узнал пейзажа. Меня удивили кривые деревья и чахлый кустарник, которых не было в том месте, где застал меня смерч. Должно быть, он отнес меня очень далеко. Я встал. Чувствовал себя свежим и бодрым, исчезли и голод, и жажда. Мне хотелось идти, и я уже точно знал, что приду. Отряхнувшись, я зашагал к ближайшему бархану, вскарабкался на него… Окруженный финиковыми пальмами, на ветру полоскался…

…белый флаг с красным крестом и красным полумесяцем.

Эпилог

Море: зеленое, спокойное, Средиземное — гладь, гладь. Еле-еле лениво плещется, разморенное жарой, у самого иллюминатора. Штиль. В зеленом киселе — быстрые силуэты мелких рыбешек, наблюдаю их суетливую подводную возню. Сбиваются в стайки, хороводятся, рассыпаются внезапно, чего-то испугавшись, снова тянутся друг к другу. Вечный круговорот. Наглые бакланы уже, видимо, нажрались досыта: качаются на волнах, жирные, не хуже индюков. Иногда разевают клювы (уже хотел написать было: пасти, у них и правда клюв как пасть, здоровенный), громко орут. Это я так думаю, что орут: звуконепроницаемый иллюминатор избавляет от необходимости внимать их хриплым воплям. Каюта: беленькая, чистая — на судне и должно быть все чисто, надраено и вымыто — двухместная на одного меня. Напоминает купе поезда — скажем, «Северное сияние», где мы когда-то столкнулись с Зёкой: откидные койки у стены, столик, коврик, лампа на потолке в казенном плафоне. Только пейзаж за окном не меняется, не бежит, сливаясь в разноцветные долгие линии, когда неизвестно еще, кто от кого убегает, ты от мира или мир от тебя. Авианосец «Джордж Вашингтон» мирно покоится на месте — не то дрейфует, не то просто увяз тяжелой тушей, вытеснив слишком много, по закону Архимеда, средиземноморской теплой воды. Наручники сняли еще вчера, но запястья все равно ноют, и следы на них яркие, красные. Этот придурок, их, видимо, местный особист, хоть и видел, что сопротивления я никакого не оказываю, а все равно хряцнул браслетами от души, раза в полтора сильнее, чем надо. Двое других стоят сейчас за дверью — морды серьезные, подбородки твердые, бдят. По одному ко мне в каюту вообще никто не заходит, только парой. И — оружие на изготовку. Но кормят хорошо, и завтрак, и ленч — как полагается. Как раз ленч я только что и умял: яичница с беконом, тосты, кофе и сладкий, пахучий маффин, щедро нафаршированный изюмом. Горячее все, свежее, ароматное. Принесли несколько пачек «Кэмела» — курите на здоровье, сэр. Молодцы янки: американский «Кэмел» просто сказка. Сижу, пускаю кольцами дым, глазею в иллюминатор. Гуманизм на высшем уровне. Переодели в чистое, выдали новенький, запечатанный комплект: два полотенца, мыло, шампунь «Уош энд гоу», станок «Уилкинсон суорд», пену для — и гель после бритья. Бритый, мытый, пахну, курю и жду, когда придут забирать поднос с остатками жратвы. Все, что от меня требовалось, я за ночь подробно написал на хорошем, надо полагать, английском языке. Тридцать один лист. За завтраком отдал мордатым особистам. До завтра, наверное, начальство будет изучать, так что допросов пока не предвидится. Калорийное питание, бакланы, сон. А допрашивать явился тип забавный, совсем такой, как показывают в их фильмах: седой, голубоглазый, крепкомордый, обходительный и все время улыбается. С ним еще негр-ассистент — двухметровый качок. Седой задавал вопросы, негр заполнял анкеты. Управились часа за полтора, но это скорее всего так, разминка. Когда прочтут — тогда возьмутся всерьез.